Порфирий Петрович не испытал счастья, услышав это, и затеял трясти перед носом Дармидонта некой бумагой. Дармидонт был подслеповат, и даже если бы на бумаге было написано, что он выиграл в лотерею миллион золотых рублей, его бы это не впечатлило. Он попытался закрыть дверь. Порфирий сунул в дверь ногу.
Тут из кабинета на шум выскочил Фёдор Игнатьевич. Быстро разобравшись, в чём дело, он взял у Порфирия бумагу и внимательно её прочитал. В голове защёлкали шестерёнки, вызывая в памяти таблички. Согласно табличкам, органы местного самоуправления нужно было уважать. С другой стороны, неблагородный Порфирий Петрович, припёршийся на ночь глядя, заслуживал того, чтобы его хорошенько оттаскали за шкирку, натыкали носом в лужу и оставили без сладкого.
Две программы, поначалу казавшиеся взаимоисключающими, порядка шестидесяти секунд боролись за приоритет в голове Фёдора Игнатьевича. Всё это время он стоял, как вкопанный, и смотрел на Порфирия Петровича взглядом, в котором не читалось ни единой мысли. Порфирий Петрович истрактовал это совершенно неправильным образом. Он решил, что Фёдор Игнатьевич ошеломлён и сломлен в ужасе от того, что будет обнаружено при обыске, и повёл себя нагло. Он решительно оттеснил Дармидонта, вошёл внутрь, жестом пригласив следовать своему примеру полицейских агетнов, и наглым тоном принялся отдавать Фёдору Игнатьевичу команды.
Тут у хозяина дома, наконец, всё устаканилось, и он подумал, что нет необходимости делать выбор, можно следовать одновременно двум сценариям. В результате он не возразил против обыска, однако ровно никакого содействия оказывать не стал, вместо этого ходил следом за Порфирием и непрестанно орал на него, осуществляя шейминг, буллинг, троллинг, а временами даже прибегая к самому настоящему абьюзу.
Забегая вперёд, скажу, что усилия Фёдора Игнатьевича не пропали втуне, и к концу обыска, судя по лицу, самооценка Порфирия Петровича опустилась существенно ниже плинтуса в подвале. Я бы даже не удивился, если бы газеты вскоре напечатали грустную заметку о его безвременной кончине в результате утопления.
Обыск начали с первого этажа. Осмотрели столовую, посетили кухню, где Порфирия перепугал выскочивший из помойного ведра енот. Зашли в гостиную, разворошили золу в камине. Однако в золе интересного не обнаружилось. Мои джинсы с футболкой сгорели, не оставив по себе ничего, что могло бы привлечь криминалистов с текущим уровнем развития технологий. Не сгоревшая молния же лежала у меня в кармане. Но я, услышав шухер, вспомнил об этом и отдал молнию Диль, повелев спрятать куда подальше, что Диль и сделала.
Заглянул Порфирий в комнату Дармидонта, сразу бросился к книжной полочке. Однако там стояла одинокая Библия, в которой подозрительным было лишь то, что самой замусоленной частью в ней была третья книга Маккавейская. В ней многие моменты были отчёркнуты карандашом, и тут даже Фёдор Игнатьевич ненадолго замолчал, читая о свирепой битве с участием боевых слонов, перед которой меркнет даже сражение за Гондор.
Дармидонт, впрочем, пояснил, что дело не в кровожадности, а в том, что он как-то раз в детстве имел удовольствие посетить с матушкой зоопарк в столице, там увидел слона, и этот чудный зверь навсегда поселился в его загадочном сердце. Поэтому время от времени, чувствуя упадок сил, он берёт Библию и перечитывает все места со слонами, полагая, что таким неочевидным образом приближает душу к богу.
Наверное, уже в этот момент Порфирий Петрович заподозрил, что зря сюда зашёл. Но виду не подал. Вернул Библию на место и продолжил обыск.
Следующее неприятное открытие поджидало его в кабинете Фёдора Игнатьевича. Там он нашёл переплетённые таблицы. Разобравшись, что это и как работает, нашёл в них и самое себя в графе «Ничтожества». Если по сию пору он, может, и лелеял надежду, что Фёдор Игнатьевич его любит всем сердцем, а костерит просто так, для порядку, то тут надежда угасла.
Всё это время мы с Танюхой сидели наверху, в библиотеке, и пытались читать. Я — «Основы стихийной магии», она — очередной любовный роман. Когда в библиотеку вошёл Порфирий Петрович, мы едва обратили на него внимание. А Порфирий сразу же хищно кинулся к полке, к той самой, где стояли иномирные книги. Вцепился в них, как охотничий пёс в подстреленную утку. Однако, вытащив и перелистав несколько томов, погрустнел.
Книги были самыми обычными, изданными в Белодолске и Москве. Труды по философии, магии, философии магии, астрологии, политике. Даже Танька, как выяснилось, читала не что-нибудь, а «Высшую магическую этику».
В чём секрет? Да просто в том, что тут не дураки живут, в общем-то. И, разумеется, зная о таком опасном хобби дочери, Фёдор Игнатьевич уже давно, ещё до моего появления, раздобыл амулеты иллюзионной магии, которые периодически подзаряжал сам, либо делегировал это Татьяне. Последнего он делать не любил, поскольку за ней всё равно приходилось проверять. Танька, впрочем, не подвела ни разу — понимала опасность.
В общем, все книги, находящиеся в библиотеке, для любого непосвящённого мимикрировали под местных обитателей. Для меня, по идее, тоже должны были, однако я, едва появившись, стал видеть всё в правильном свете. Впопыхах на это внимания не обратили, да и потом как-то не акцентировались. Свой же — свой. Хотя формально на меня амулеты не настраивали.
Теперь-то я уже понимаю, что иллюзионная магия действует на меня очень выборочно, иногда и вовсе не действует.
Порфирий Петрович отказывался признать поражение. Он заставил агентов вытаскивать книги и с умным видом их перелистывать в поисках запрещёнки. Однако как ни старались, не нашли ни экстремизма, ни сатанизма, ни пропаганды отказа от деторождения, ни… Не знаю, в общем, что они там искали. Не нашли ничего. Зато сколько всего наслушались от Фёдора Игнатьевича!
«Я этого так не оставлю! — заявил он, когда Порфирий сотоварищи позорно удалились. — Этот Дмитриев у меня ещё спляшет! Не абы к кому пришёл — к ректору магической академии! К тому же, посмел потревожить аристократа! Да, мы небогаты! Но уж я найду управу на это ничтожество, возомнившее о себе бог знает что!»
Сегодня утром Фёдор Игнатьевич вышел из дома вместе со мной — видимо, отправился искать управу. Вернусь — будет любопытно узнать, чем увенчались поиски.
Несмотря на то, что история с обыском закончилась нашей безоговорочной победой, я испытывал беспокойство. Да и не только я, это чувствовалось. Волновался даже Дармидонт, который не стал ложиться спать той ночью, а прошаркал в гостиную и уселся там читать про возбуждённых кровью винограда