Когда мы начали есть, девушка налетела на суп, как голодный волчонок.
— О, вижу, ты капитально проголодалась, — улыбнулся я.
— Угу, — кивнула она, жадно поглощая еду. — Со вчерашнего вечера ничего не ела.
— А как ты в Казань из Москвы попала?
— Меня знакомый на машине привез.
— Обалдеть, — протянул я, вспомнив свои покатушки в Москву и обратно. — И как ты провернула все это?
— Да друг мой один. Ярослав. Он там, в Москве, учится. В универе, на архитектора. Я ему, короче, такая позвонила, сказала, что мне срочно надо в Казань смотаться. Вот он меня и привез. У него тачка крутая, так что ничего. Нормально доехали. И быстро.
— А тебя как отпустили?
— Да никак не отпустили. Я через окно вылезла! — прыснула она от смеха. — Видел бы ты, как я по балкону лезла. Жаль, не застримила. Палевно.
— Так они же тебя сейчас ищут!
— Не ищут, расслабься. Они, бывает, целый день ко мне не заходят, когда я говорю, что у меня депрессия, просьба не трогать. Они передают мне лекарства и еду, ставят в тамбуре. Я оттуда беру или не беру. А видеонаблюдения там нет. Фарид проверил, — усмехнулась она и горько добавила: — И больница эта капец странная. Больше на рехаб похожа. И охрана кругом. Еле свалила оттуда.
— Что ж, будем надеяться, что тебя здесь не найдут.
— Не найдут, — засмеялась Лейла и подняла на меня свои прекрасные глаза.
Она смотрела на меня с таким восторгом, что я поежился, меня словно током пробило по позвоночнику. Но не подал виду.
— Сергей, спасибо тебе, — с придыханием сказала она, а глаза ее заискрились от переполняющих чувств и невыплаканных слез. — Ты меня спас. Если бы не ты, я бы уже умерла!
— Пожалуйста, — ответил я. — На здоровье, Лейла. Но только ты зря побеги эти совершаешь: то стримы, то еще что-то. Понимаешь, с твоей травмой нужно лежать и выполнять все распоряжения врачей, а не гонять между Москвой и Казанью. Потому что все может в любой момент ухудшиться.
— Да я быстро. Туда и обратно. К утру вернусь.
— Ты что, не понимаешь, что это для твоего организма мощный стресс? И вполне может быть, что ты сейчас так поступаешь, а оно потом тебе очень сильно аукнется. Ты что, овощем хочешь быть? Пускать слюни и ходить под себя?
Лейла вздрогнула.
— Нет, не хочу.
— А зачем же так делаешь?
— Нам надо было поговорить.
— Ну, раз уж ты здесь, рассказывай, — вздохнул я.
Лейла стала максимально серьезной и отодвинула от себя тарелку с недоеденным супом. Мне на мгновение стало совестно, что я не дал ей даже поесть нормально, но нужно было понять, что к чему. Иначе ее побег и поездка не имели никакого смысла.
— Ты понимаешь, я подслушала разговор. Приходил ко мне отец. Ну, то есть отчим… ну, ты уже понял, что он мне не родной. Да, впрочем, это к истории не относится. А с ним был… Амир.
— Кто такой Амир? — спросил я.
— Мой сводный брат, — скривилась она, демонстрируя явно не добрые сестринские чувства к сводному брату.
— Понятно.
— И еще там был Рубинштейн. Ты был прав, Сережа! Он совсем не няшка! Ты прикинь! Короче, насколько я понимаю, мой брат его как-то подговорил, и Рубинштейн ему теперь служит. Полностью. Не отцу, а ему! Ты представляешь?
Судя по круглым от изумленного возмущения глазам Лейлы, ее розовые очки явно разбились стеклами внутрь.
— И мой брат хочет, чтобы меня убрали! — экспрессивно продолжила она, так что мне пришлось на нее шикнуть, иначе на нас все бы смотрели. Она поняла, смутилась и продолжила значительно тише: — И тогда все деньги, которые остались мне от дедушки, перейдут ему. Ну, понятно, что они перейдут в семью, но так как отец вряд ли будет еще заводить детей…
— А может, и будет, — не выдержав ее непосредственности и наивности, хмыкнул я.
— Нет, не будет! Он уже старый. Ему шестьдесят.
Я засмеялся. Шестьдесят лет разве старый? Но для поколения Лейлы шестьдесят — это древность. А для меня молодой человек — чуть младше моего реального возраста. Но я не стал ничего ей говорить. А ведь я знаю кучу народа, у которых и в семьдесят, и в восемьдесят лет появлялись прекрасные здоровые дети.
— И вот он хочет эти деньги получить полностью себе, — сказала Лейла. — А меня ненавидит.
— Почему? — удивился я.
— Потому что отец меня любит больше, чем его.
— Не может этого быть, если он родной, а ты нет.
— Ну, вот как-то так. Он всегда хотел себе девочку. Ну, вот получилось так. — И добавила на полном серьезе: — Я его маленькая принцесса.
— Кстати, а ты не в курсе, кто зачистил петицию и все упоминания обо мне в сети? —перевел я тему с родственных чувств семьи Хусаиновых на свои проблемы.
— Знаю, — понурилась Лейла. — Рубинштейн. Повторюсь, да, ты был прав, он совсем не няшка. Просто отец ругался на меня за это. И, в общем, велел ему все удалить. Сказал, что слишком много внимание к нашей семье.
Хм… Я задумался.
Дела, однако.
И дел, если честно, предстояло много. У Лейлы есть часть нужной мне информации, но я ни капельки не хмурый частный детектив в черных очках и с хриплым голосом. Поэтому лучшим решением будет отправить ее к Караяннису. А уж он ее выжмет насухо.
— Так, Лейла, — сказал я, — доедай свой суп и слушай сюда.
Она кивнула и нехотя взялась за ложку.
— Ты прямо сейчас уедешь обратно в Москву.
— Не сейчас, — поправила она меня. — Ярик отвезет меня только вечером. У него тут тоже дела. Девушка у него тут…
— Не надо нам никакого Ярика, — нахмурился я. — В общем, расклад такой. Ты сейчас возвращаешься в Москву, но не в ту больницу, где сейчас должна быть. А в клинику имени академика Ройтберга.
— Что это за клиника? — перепугалась Лейла. — Зачем?
— Затем, — нахмурившись, отрезал я. — Во-первых, ты там будешь в безопасности, и тебе предоставят нормальное полноценное лечение. Чтобы