— РПК все еще сильная организация, и в особенности ее боевое крыло, — сказал Бахрам, проведя рукой по своей щеке, словно пытался разгладить многочисленные морщины, наслоения неумолимого времени. — Но разочарование… Во всем уже сквозит разочарование. Подпитывают силы энтузиазмом молодежи…
— Ты же сказал, что молодежь уже не та, — мгновенно среагировал Мансур не без ехидства.
— Слышал такое высказывание: «Родители учат детей разговаривать, а потом дети родителей учат молчать»? — Бахрам раздраженно дернул плечом, будто собирался снять с плеча невидимый глазу автомат Калашникова и завершить разговор кардинально. — Я, конечно, не твой отец, но воспитывал тебя. Ты пытаешься сейчас со мной провернуть этот маневр. Но лучше тебе помолчать и послушать, как и должно. Жизнь вне мусульманского общества дурно повлияла на тебя. Ты не уважаешь старших.
Мансур поднял руки в жесте покорности, но с улыбкой циничной и насмешливой.
— Молодежь полна энтузиазма, — с подозрением покосился на него Бахрам. — Но это глупый, бездумный энтузиазм, когда просто есть желание участвовать в любой заварушке ради быстрого успеха, шумихи — сейчас это модно. Но нет серьезности, нет глубокого понимания целей нашей борьбы, нет идеи, она растаяла как дымок от печных труб над домами вдоль Босфора, едва подул слабый ветерок. А ветерок этот сейчас все усиливается, и дует он с Запада. Американизация во всем. Облегченная жизнь. На все надо смотреть проще, призывают нас англосаксы. Easy life — так это звучит.
— Не знал, что ты говоришь по-английски, — не удержался от колкости Мансур и тут же подался назад, когда Бахрам, забывшись, замахнулся, чтобы дать ему оплеуху.
Страх, промелькнувший в глазах Мансура, вполне удовлетворил Бахрама.
— Помнишь, какая у меня рука тяжелая? Вот и помолчи, мальчишка! Бездумность во всем эта самая легкость. На самом деле за ней кроется сила и продуманность западного мира. И нашей молодежью манипулируют. А мы позволили, допустили…
— Когда уж вам было воспитывать молодежь, вы были поглощены борьбой и не видели того, что у вас творится под носом. — Мансур на всякий случай встал и прошелся по комнате. За ним летел шлейф табачного дыма. — Не расстраивайся. Такие проблемы с молодежью везде. И в России.
— Но их молодые люди сейчас отчаянно сражаются добровольцами на Донбассе, — напомнил сведущий Бахрам. — И все там идет к большой войне.
Мансур с удивлением взглянул на старика. Он думал, что тот не видит дальше своего носа и не слишком интересуется международной политикой и новостями.
— Может, в этом заключается парадокс? — Он затянулся сигаретой, докуренной почти до фильтра. — Ты не прав, старик, в том, что всей нашей молодежи нужна шумиха и сиюминутная слава. Всегда есть среди молодых такие, как в России, которые не плывут по течению вместе со всеми. Конечно, их затронула оболванивающая политика Запада, которую насаждают везде через интернет и соцсети. Стало меньше образованных, разговаривают они в большинстве своем, как неандертальцы. Нас ведет вперед то, что дано нам Богом, то, что мы воспринимаем сердцем, а не разумом, есть высшая справедливость и правда. И за нее стоит бороться.
— Ты говоришь о патриотизме, — неожиданно заключил Бахрам. — Это чувство необъяснимое. Наверное, мы как кошки, привязанные к дому. Любим землю, где родились, где могилы наших предков. Инстинкт это или Аллах нас наставляет делать так…
— Но у курдов нет своей земли, — напомнил Мансур с грустью.
— Мы любим Турцию как свою землю. — Бахрам накинул на плечи защитного цвета куртку, покроем напоминающую ту, в которой щеголял Фидель Кастро. — И она для нас своя. Так же, как Ирак или Сирия — родина для иракских и сирийских курдов. Но это ничего не меняет. Желание обрести свою собственную землю, пусть не для себя, а для своих детей, все же витает до сих пор в воздухе. И здесь, в Стамбуле, и особенно в горах. Там сконцентрировались все самые ярые бойцы и руководство партией. Я туда не ездил, но сюда приезжали парни оттуда, рассказывали о тамошних обычаях, веяниях, темах разговоров за чашкой кофе.
— Что-то последнее время не слышно про громкие теракты, устроенные РПК. Или они там только кофе попивают? — попытался спровоцировать старика Мансур.
— Не волнуйся, сам поучаствуешь в организации акций, — колючим взглядом поглядел на него Бахрам. Встал с кряхтением с подиума и вынул из шкафчика у окна бутылку раки. — Выпьем?
Мансур кивнул, вспомнив, что отец любитель этого анисового пойла. Он утверждает, что это изобретение иракцев, поэтому правильнее называть его на арабский манер — арак.
Разбавленный водой крепкий напиток молочно белел в узких стаканчиках на низком грубоватом столике. Мансур выпил без удовольствия, он предпочел бы обычную водку.
— Ты где остановишься? — спросил Бахрам, скривившись от выпитого. — Тебе придется подождать, пока я выясню насчет родни Секо. Ты же хочешь с ними встретиться?
— Мне надо, чтобы встреча получилась как бы случайной. Ты понимаешь? Не надо со всеми. Я не родословную его собираюсь изучать. Мне необходимо передать сердечный привет Секо от кого-то из его близких, чтобы был повод познакомиться ближе с самим Секо там, в горах. Я не собираюсь прозябать в рядовых бойцах РПК. Конечно, положение моей матери и Аббаса не перешло мне по наследству, но я даже в юные годы вращался в высших кругах боевой группы подполья в Стамбуле, понимаю, как все работает, некий опыт имею. Смысл мне начинать все с низов?
Бахрам кивнул, понимая, что Мансур прав. Тем более видел, насколько он изменился. Перед ним сидел высокий худощавый мужчина, явно долго и много тренированный, с широкими плечами. Едва Бахрам представил его себе с автоматом Калашникова в руках, воображаемая картина впечатлила старого курда. Такой и пулемет ручной унесет. Никакие сошки не понадобятся, от бедра стрелять сможет.
Мансуру категорически не рекомендовали останавливаться у Бахрама. Лишние встречи с теми, кто мог его узнать, ни к чему хорошему не приведут, особенно с учетом того, что среди курдов нередко попадаются стукачи. Чаще всего они это делают поневоле, однажды попав в полицию, получив там по полной программе и подписав согласие на сотрудничество. Но если заложат, то вся многолетняя подготовка насмарку, да и встанет вопрос посерьезнее: удастся ли выжить? Если его возьмут, сопоставят некоторые факты, всплывет то, что он сын Марека Брожека — Горюнова, российского разведчика… Ему надо как