Пушкина на цыпочках подошла к столу, на котором в беспорядке лежали листы бумаги, исписанные его неразборчивым почерком и изрисованные крошечными картинками, задула свечу и, остановившись возле дивана, наклонилась над спящим мужем. Ей хотелось поцеловать его, но она не стала этого делать — побоялась разбудить. Александр лежал на диване прямо в одежде, а это значило, что он писал весь вечер и почти всю ночь и устал так сильно, что не смог даже дойти до спальни. Наверное, он начал засыпать, еще сидя за столом, поэтому в конце концов лег, забыв даже задуть свечку. Полюбовавшись им, Наталья все так же тихо, на цыпочках, вышла в коридор и притворила за собой дверь. Ничего, с мужем она поговорит обо всем завтра. А пока ей самой не помешает поспать.
Под дверью детской комнаты было темно — малыши, конечно, видели уже десятый сон. Их Наталья беспокоить не стала: младшая дочь в последнее время спала очень чутко и могла проснуться от любого шороха и разбудить остальных. А вот в комнате, которую занимала Екатерина Гончарова, горел свет, и из-за приоткрытой двери доносился неразборчивый шепот. В те вечера, когда Наталья ездила на бал, а ее старшие сестры оставались дома, они могли засидеться далеко за полночь. Видимо, и теперь у Екатерины была Александра, и они о чем-то болтали. Наталья шагнула было к двери, собираясь войти и узнать, как дела у сестер, но внезапно из комнаты донесся звон разбитого стекла и испуганное аханье Екатерины:
— Ну вот, еще один флакон! Что ж они бьются-то так легко!
— Хрупкие очень, что ж поделаешь, — ответил ей приглушенный голос Александры. — Красивые зато…
— Красивые и бесполезные. Ни духи в них не нальешь, ни соль не положишь, — отозвалась Катя и со злобной усмешкой добавила: — Прямо как наша Ташенька!
— Ну что ты! — укоризненно зашипела на нее старшая сестра, однако Екатерина в ответ только фыркнула.
Наталья медленно, на цыпочках, отступила назад. Ей повезло — пол под ее ногами ни разу не скрипнул, и она добралась до собственной спальни, не замеченная сестрами. Там она первым делом сняла тесные бальные туфли и почти без сил опустилась на стул перед трюмо. Непослушные пальцы с трудом сумели расстегнуть платье и распустить завязки корсета.
Прямо перед Натальей выстроился длинный ряд хрустальных флаконов с духами и нюхательными солями. У самого зеркала поблескивали серебристыми искорками три маленьких пустых флакона из свинцового стекла. Даже сейчас, в полумраке, слабо освещенные газовым фонарем из-за окна, они выглядели очень красиво. Вот только обращаться с ними надо было очень осторожно — свинцовые флаконы могли разбиться, даже если случайно опрокинешь их или просто слишком резко поставишь на стол. Наверное, именно такую вещицу, созданную лишь для украшения будуаров, только что разбила Екатерина. И именно с ней она сравнила свою младшую сестру Наталью.
И Наталья не знала, что на это ответить. В одной из соседних комнат спали четверо ее детей, два сына и две дочери, и, быть может, скоро выяснится, что у них будет еще один брат или сестра. Еще в одной комнате не менее крепко спал ее муж, самый известный в России поэт, который скоро станет еще и самым известным историографом и который не раз говорил, что она очень помогает ему творить, вдохновляет его. Но в глазах всех остальных людей, даже для родных сестер, она остается бесполезной пустышкой, у которой есть только одно достоинство — красота. И даже это, как она только что узнала на балу, теперь считается не достоинством, а пороком, способным испортить жизнь ее близким.
Пушкина резко взмахнула рукой, ударив по хрустальным пробкам свинцовых флакончиков, и они с тихим звяканьем рассыпались на трюмо горстью мелких, похожих на льдинки, серебристых осколков.
Глава XVIII
Россия, Санкт-Петербург, Моховая улица, 1837 г.
К вечеру в Петербурге похолодало еще сильнее. На оконных стеклах появились крошечные звездочки из инея, которые постепенно росли, увеличиваясь в размерах и превращаясь в диковинные ледяные цветы. Пушкин время от времени бросал взгляд на окно и каждый раз замечал, что эти цветы становятся еще больше и пышнее. Свет горевшего неподалеку газового фонаря отражался в них, и цветы переливались множеством мелких серебристых искорок. А когда совсем стемнело и близорукая Наталья попросила хозяина дома князя Вяземского зажечь свечи, в ледяных узорах замелькали еще и теплые золотистые огоньки. Это было очень красиво, и у Александра даже промелькнула мысль о том, чтобы описать такие морозные узоры в каком-нибудь стихотворении. «Может, еще и опишу… Потом, когда-нибудь…» — решил он, в очередной раз покосившись на заледеневшее стекло.
В первый момент, когда Наталья передала Александру приглашение князя Вяземского и он узнал, что ее сестра с новоиспеченным мужем тоже будут там, поэт решил отказаться от визита. Однако потом передумал. Нечего отказывать себе в удовольствии посетить друзей из-за всякого мерзавца! Тем более что этому конкретному мерзавцу уже совсем недолго осталось ходить в гости и развлекаться… И Пушкин спокойно объявил Наталье, что они пойдут к Вяземским вместе с Екатериной и ее мужем.
Таша тогда очень обрадовалась. Она и сейчас сидела рядом с сестрой и выглядела такой счастливой и спокойной, как в первые годы их супружеской жизни. Пушкин смотрел на нее и с грустью думал, что кое