Теперь толпящиеся на площади москвичи с любопытством разглядывали вновь прибывших. Кто-то узнал их и рассказал об этом своему соседу, тот передал услышанное другим стоящим рядом людям, и вскоре по всей площади пробежал слух о том, что самые почетные гости, приглашенные на церемонию открытия памятника, тоже находятся здесь. Взгляды, которые зеваки бросали на этих гостей, стали совсем нахальными, но те не обращали на них ни малейшего внимания. Не смотрели они пока и на закрытый памятник. Всем четверым явно хотелось поговорить друг с другом, и они были очень рады представившейся для этого возможности.
— Рассказывай сначала ты, Наталья! — властно потребовала старшая из женщин, кивнув младшей. — Надолго в этот раз приехала? У детей как дела?
— Сейчас, Машенька, сейчас все расскажу! — закивала красавица. Мужчины смотрели на нее настороженными взглядами и вступать в разговор не спешили. Однако дама, которую Наталья ласково назвала Машенькой, заметив это, сурово нахмурила брови:
— А вы что на нее набычились? Хватит уже дуться, хватит, столько лет прошло! Кто старое помянет… сами знаете! Наташка, не обращай на них внимания, рассказывай! Сашка, — вновь повернулась она к одному из мужчин, — потом твоя очередь будет, расскажешь про своих! А то они как подросли, так все реже ко мне заходят, бессовестные!
— Слушаюсь! — хором ответили оба мужчины и с притворным испугом вытянулись по стойке смирно. У того, которого назвали Сашкой, это, впрочем, получилось не очень ловко. Зато второй, несмотря на уже немолодой возраст, обладал превосходной военной выправкой.
— Гришка, с тебя я тоже подробный рапорт потребую, и не надейся, что забуду, — предупредила его Мария. — Меня просто больше всего племянники волнуют, они мне как родные дети, которых у меня нет!
— Слушаюсь, мой генерал! — со смехом отозвался мужчина с военной выправкой.
Мария ласково усмехнулась и вновь повернулась к Наталье, выжидающе глядя ей в глаза. Та открыла было рот, чтобы начать рассказывать о себе, но не успела произнести ни слова. Толпа на площади вдруг загомонила еще сильнее, и стоящие неподалеку от четверых почетных гостей люди приблизились к ним почти вплотную, кивая и показывая руками на закрытый полотнищем памятник и стоявшего совсем рядом с ним автора, Александра Опекушина.
Два брата и две сестры, словно по команде, повернули головы в ту сторону и замерли неподвижно, на мгновение забыв обо всем на свете. Они успели вовремя — как раз в этот миг белая ткань начала спадать с памятника, позволяя всем желающим наконец увидеть своего кумира.
Москвичи восхищенно ахнули, когда из-под плавно заскользившей на землю ткани появилось чуть нахмурившееся бронзовое лицо, обрамленное кудрявыми волосами и бакенбардами. А когда полотнище упало на землю, открыв статую полностью, над площадью разнесся громоподобный радостный вопль сотен и тысяч голосов. Оказалось, что на каменном постаменте выбито несколько строк из его стихотворения — хорошо известного всем, кто был в тот день на площади, «Памятника».
С наскоро, но добротно сколоченной эстрады зазвучали речи городского головы и генерал-губернатора Москвы. Ярко вспыхнули, заставив стоявших рядом людей вздрогнуть от неожиданности, накрытые черной тканью фотоаппараты. К постаменту, на котором возвышалась скульптура, начали проталкиваться люди с венками и букетами цветов в руках. А бронзовый Александр Сергеевич Пушкин смотрел на все происходящее, чуть наклонив голову. Выражение лица у него было таким, словно он, глядя на устроенный в его честь праздник, обдумывал очередное стихотворение или поэму…
Им любовались тысячи восторженных глаз. Но особенно внимательно смотрели на него четверо почетных гостей, до конца церемонии так и не проронивших ни слова. В тот момент это были не генерал-майор Александр и мировой судья Григорий Пушкины, не генеральша Мария Гартунг и графиня Наталья Меренберг. Перед памятником своему отцу стояли его маленькие любимцы по имени Машка, Сашка, Гришка и Наташка.
