Пот все еще градом тек по моим лбу и лицу, но пульс постепенно пришел в норму.
Хрен вам, а не Димка Буров!
Из кабины выглянул второй пилот.
— Через полчаса Варшава.
Я кивнул.
Дотяну!
Остался последний, финальный рывок. Если получится, умирать не страшно.
Я сделал в этом времени все, что мог. Отдал все силы, все умения, все свое везение, стараясь хотя бы немного помочь тем, кто в этом так нуждался.
И если хоть одну жизнь я спас — все не зря. Если же спасу больше…
Мало кому дается такой шанс. А если и выпадает, почти никто не может его правильно реализовать.
Мне не в чем было себя упрекнуть.
Я сел у иллюминатора и посмотрел на проплывающие мимо кучерявые облака, на мелькавшие внизу кроны вечнозеленых деревьев.
Борт шел на посадку. Но это была еще не моя родная земля.
Как же я соскучился.
Как же я хочу домой…
Глава 24
Чудесным солнечным мартовским утром 1944 года в прямой близости от Московского Кремля случилось происшествие о котором после еще много дней судачила не только столица, но и весь необъятный Советский Союз.
Началось все с того, что внезапно одна за другой забахали зенитки, отрабатывая невидимую цель. Это было удивительно, поскольку уже с месяц немцы не бомбили Москву и округу — им было не до того. Советские войска продвигались вперед по всем направлениям с невероятной скоростью, а фашисты драпали, временами огрызаясь. Но на вылазки у них не было ни сил, ни времени, ни возможностей.
Поэтому москвичи, быстро привыкшие к отсутствию бомбардировок, удивленно всматривались в небо, пытаясь отыскать там источник неприятностей.
— Глядите, вон же там, маленькая точка! Самолет! — один из прохожих разглядел, наконец, объект, и тут же до слуха зевак донесся глухой рев мотора снижавшегося самолета.
— Да это же Юнкерс! — воскликнул еще кто-то рядом. — «Ю-52»! Немецкий военный транспортник! Интересно, что он тут позабыл?
— Заблудился, поди! Сейчас наши собьют и точно узнаем, — хохотнул первый прохожий.
Но самолет был словно заговоренный. Московская система ПВО, идеально отлаженная за годы войны, надежная, как швейцарские часы, внезапно дала сбой.
Зенитки палили в воздух, не переставая, но транспортник все еще был цел.
— Сейчас! Вот сейчас попадут! — азартно орал пожилой одноногий мужчина с густыми кавалерийскими усами, размахивая костылем. — Ставлю пять рублей!
— Ставлю десять, что продержится еще три залпа! — принял предложение сосед — интеллигентного вида гражданин в пальто и шляпе.
Самолет продержался десять выстрелов. Это было невозможно, невероятно, нереально. Но люди видели все своими глазами, а потом пересказывали друзьям и знакомым, и с каждым пересказом число залпов все росло и росло.
И все же ничто не вечно.
Фюзеляж транспортника задымился — попадание! Но, несмотря на это, самолет уверенно шел вниз.
— Да он садиться вздумал! — удивленно заметил кавалерист. — Но куда?
— Большой Москворецкий мост, — прикинул интеллигент, — другого подходящего места нет.
— Он же там не поместится, у Ю-52 размах крыльев почти тридцать метров! — отмахнулся кавалерист. — Вот если бы это был легкий мелкий одномоторник, то шанс бы имелся…
— У моста ширина сорок метров. Если пилот — ас, то все возможно…
— Не вытянет, к тому же дымится! Того и гляди, рухнет!
И все же невольные свидетели даже сочувствовали в душе неизвестным пилотам. Совершить подобное — сравни чуду, а ведь зенитки не утихали.
К мосту уже бежали несколько патрульных групп, а со стороны Кремля мчались три черные машины.
Если транспортник все же сядет, ему гарантирована горячая встреча.
Пилоты не зря ели свой хлеб, они совершили практически невозможное. Шасси самолета коснулись поверхности моста, машина чуть подпрыгнула, резко снизила скорость, завибрировала — казалось, сейчас самолет свернет влево или вправо, собьет ограждение и рухнет в Москву-реку.
Но борт миновал мост и покатился дальше, остановившись почти у самого храма Василия Блаженного. Слева грозно высились кремлевские стены и Константино-Еленинская башня.
— У кого-то сегодня полетят с плеч погоны, — негромко заметил кавалерист, — а то и головы…
Он был прав. Проворонить подлет к столице огромного самолета, а после не суметь сбить его заранее — это полный провал московского ПВО.
Тем временем люк в задней части самолета отвалился наружу и вниз вывалилась железная лестница, по которой тут же спустились два человека в форме пилотов Люфтваффе.
— Фашисты, это же фашисты! — заголосила крупная тетка, до этого завороженно наблюдавшая за приземлением самолета.
— И правда, фашисты…
Народ был ошарашен. Происшествие было из ряда вон — такого просто не бывает. Однако вот самолет, вот немецкие пилоты. Все это наяву!
Следом за пилотами в проеме люка показалась еще одна фигура со связанными руками и мешком на голове. Его спустили вниз, а следом выбрался последний пассажир — широкоплечий молодой парень в форме офицера Вермахта. Он счастливо улыбался в отличие от пилотов, лица которых были мрачны.
Все, кроме связанного, подняли руки вверх и сделали это весьма вовремя — солдаты уже подбежали, держа винтовки наготове. Вот только их командир — совсем юный лейтенант — слегка растерялся и не знал, что делать дальше.
Стрелять в немцев? Но они же явно сдаются.
К счастью для него, к месту посадки как раз подрулили три черных Газа М1, и из их салонов стремительно выбрались смершевцы с пистолетами в руках.
— Не стреляйте! — на чистом русском языке выкрикнул немецкий офицер. — Я — свой!
— Бросить оружие! — приказал старший группы захвата. — Руки в замок на затылок!
Странный офицер уже на немецком перевел приказ, и пилоты тут же его выполнили. А вот сам он…
Резко побледнел и схватился правой рукой за грудь в области сердца. Потом чуть качнулся и ничком рухнул на мостовую.
Смершевцы подскочили и уложили пилотов на землю. Один из них проверил и упавшего офицера, потом повернулся к старшему и удивленно сообщил:
— Кажись, сердечный приступ! Не дышит и пульса нет!
— Так… — старший быстро соображал. — Кириллов, Семиходько, берите его и тащите к врачам, пусть пытаются откачать! Головой отвечаете!
Офицера подхватили с земли, быстро сунув в одну из машин. Эмка резко сорвалась с места и умчалась в сторону Спасской башни. Если повезет и доктора помогут — выживет, если же нет… гарантий никто дать не мог.
Дошла очередь и до пленника. Старший группы подошел вплотную и сдернул с его головы мешок, бывший, судя по всему, обыкновенной наволочкой от подушки.
Все стоящие вокруг и в отдалении зеваки, солдаты, да и сами смершевцы уставились на знакомое по многочисленным кинохроникам, фотографиям и карикатурам лицо с недоумением, по мере осознания перераставшим в невероятное удивление.
— Братцы, — одноногий кавалерист первым принял очевидное, — да ведь это же Гитлер!
— Гитлер! — подхватила толпа. — Гитлер! Гитлер!..
— Живой!..
— Быть не может! Может, похож?
— Точно он, я сам видел! Рожа его мерзкая, усики — он!..
Впрочем, долго любоваться фюрером, если, конечно, это был именно он, а не двойник, как кто-то уже успел предположить, зевакам не дали. Пленника оперативно упаковали во вторую машину, пилотов — в третью, и автомобили стремительно уехали все в ту же сторону Спасской башни. Перед этим старший группы дал солдатам приказ разогнать толпу и охранять самолет, пока не прибудет другая группа.
Толпа уже и сама расходилась. Все понимали, что стали свидетелями совершенно нерядового события и лучше убраться подальше от места происшествия — целее будут.
К обеду столица гудела, переполненная слухами, в которых правды было столько же, сколько и выдумки. А к вечеру к Кремлевской площади начали приходить отдельные люди и целые группы.
Юнкерс уже эвакуировали с моста, и ничего вокруг не напоминала о событиях этого утра.