— Да?
— Да, — в уголках его глаз вспыхивает озорство.
Он поднимает руку, кончиками пальцев скользит по моей щеке, затем обхватывает затылок, большим пальцем касаясь ямки под ухом. Держит так, что я не могу отвести взгляда.
— Я знаю, что значит влюбляться… потому что уже давно влюбился в тебя.
Воздух вырывается из груди рваным выдохом. Его палец снова скользит от ямки под ухом к моей щеке, на этот раз собирая слезу. Кажется, я так и не перестала плакать.
— Ты уверен?
— А что это ещё может быть? — тихо, почти благоговейно, с жадной мягкостью в голосе отвечает он. — Прости за эту неделю. Я хотел подобрать правильные слова. Сделать всё как надо.
— Мне не нужны правильные слова. Мне нужны твои. — Я хватаю его за толстовку. — Только не заставляй меня ждать снова. Говори, что чувствуешь, даже если это будет несовершенно.
— Хорошо, — шепчет он, словно накладывая пластырь на все наши раны. Его дыхание дрожит в тихом смешке. — Ты всегда была смелее меня.
— Ты позвонил на радио.
— Ты начала первой, — его голос понижается. — Вот я и подумал: стоит закончить так же, как начали.
— Мы заканчиваем? — в горле предательски щемит.
Его улыбка появляется медленно — сначала в глазах, потом на губах, словно закат окрашивает всё вокруг золотом.
— Совсем нет, Люси.
Желание поцеловать его остро, как толчок в спину. Невидимая нить между его грудью и моей натянута до боли.
— И что теперь? — выдыхаю я, прижимаясь носом к впадинке у его шеи.
Он смеётся, крепко обхватывая ладонью мою голову.
— Ну… я надеюсь, что ты тоже меня любишь.
— Люблю, — шмыгаю носом, утонув где-то в глубине его толстовки.
Плевать, что, возможно, оставляю там сопли. Я никогда не думала, что кто-то будет хотеть меня так, как хочет Эйден. Что кто-то сможет видеть, ценить и любить меня. А он — видит. Хочет. Любит.
— Очень люблю.
Он глухо мурлычет, и вибрация его голоса проходит сквозь мою грудь. Пальцы в моих волосах сжимаются крепче.
— Я никогда не позволял себе чувствовать так, — тихо признаётся он. — Я разучился… но теперь буду учиться снова. Буду стараться изо всех сил. Обещаю.
— А я всегда буду рядом.
— Знаю, — шепчет он. Я засовываю руки под его толстовку, ощущаю тепло его тела, а он опускает щёку мне на макушку. — Я так хорошо буду тебя любить, Люси…
Я зажмуриваюсь, пытаясь удержать этот миг. Он далёк от совершенства. Я слышу, как что-то шуршит. В машине, припаркованной в углу, на нас смотрит моя двенадцатилетняя дочь и оба её папы. С юго-запада накатывает весенняя гроза, а мои волосы, наверное, уже превращаются в пушистый хаос от влажности.
Но это мой момент. Со всеми его несовершенствами — мой.
— Можно я тебя поцелую? — тяну его за собой. — Пожалуйста?
Он не отвечает. Его пальцы скользят по моим волосам к затылку, он наклоняется, и губы накрывают мои так, будто ждал этого всё время, что стоял на парковке с телефоном в руке, отсчитывая секунды до нового поцелуя.
Я обвиваю его руками, жадно прижимая к себе. Он меняет угол, и, коснувшись губ, шепчет в них «тише», прежде чем снова поцеловать — глубже, медленнее, влажно и жадно, с тихим стоном, проникая в мой рот. Я таю в его объятиях, прижимая ладони к груди и чувствуя биение сердца, совпадающее с моим.
Где-то за спиной раздаётся протяжный гудок, по стеклу кто-то барабанит кулаком, а из здания доносится радостный крик.
Эйден отстраняется, на его щеках появляется румянец. Он смотрит на меня с нежной улыбкой, которая становится шире с каждой секундой.
— Привет, — шепчет он.
— Привет, — отвечаю в тон.
— Я очень рад, что ты тогда позвонила.
— Вообще-то, звонила не я.
Он закатывает глаза и обнимает меня обеими руками.
— Неважно, — усмехается он.
Я прячу лицо в ямке между его шеей и плечом — в том самом месте, которое мне идеально подходит.
— А я рада, что ты ответил, — улыбаюсь. — «Мистер Шина» будет в восторге.
«Струны сердца»
Джейсон Кларк: «Ну что, Балтимор, она на парковке. Мы смотрим в окно, они разговаривают. Разговаривают. Разговаривают».
Мэгги Лин: «Необязательно повторять по десять раз».
Джейсон Кларк: «Я просто даю оперативную сводку… о боже. Они целуются. Люди, это поцелуй».
Мэгги Лин: «Я так и знала».
Джейсон Кларк: «Ничего ты не знала. Ты думала, он её ненавидит. Это я всё знал».
Мэгги Лин: «Ладно, ты знал».
[Пауза].
Джейсон Кларк: «Вау… они, похоже, серьёзно увлеклись. Его руки…»
Мэгги Лин: «Хватит».
Мэгги Лин: «Спокойной ночи, Балтимор».
Джейсон Кларк: «Просто… вау. Это ведь общественная парковка».
Мэгги Лин: «Спокойной ночи, Балтимор».
Джейсон Кларк: «До встречи в следующем эфире „Струн сердца“ — горячей линии Балтимора о любви».
Эпилог
Эйден
— Как здесь уже может быть так людно? — бормочу я, стоя на крыльце дома Люси и глядя на очередь к «Мошенничеству», растянувшуюся вдоль квартала и исчезающую за углом.
— По воскресеньям у неё краффины — всегда так, — отвечает Майя, устроив подбородок у меня на макушке и обвив руками плечи.
По утрам она предпочитает ездить верхом, потому что категорически отказывается снимать свои тапки в виде динозавра. А я… я слишком мягкотелый, чтобы спорить. Люси называет это моей слепой зоной — с лёгкой, но усталой улыбкой, когда выходит на крыльцо и видит, как Майя цепляется за меня, словно маленькая коала.
— Не ревнуй, — поддеваю я Люси, слегка толкнув её плечом. — Я и тебя так носил.
В памяти вспыхивает морозная февральская ночь — её голые бёдра в моих ладонях, желание такое острое, что почти больно. Люси смотрит на меня снизу вверх, с тайной улыбкой на губах. Я наклоняюсь и целую эту улыбку.
— Фу! — визжит Майя у меня на спине. — Я вообще-то тут стою!
— Тогда закрой глаза, — невнятно бурчит Люси и, отстранившись, поднимает взгляд на дочь, — У тебя ведь остался ключ от чёрного входа?
— Конечно, остался. Сегодня же краффин-день, мам. Я же не дура. — Она щёлкает пятками по моим бокам. — Вперёд, мой верный скакун!
Я лениво смеюсь, а смех Люси обволакивает меня, как шёлковые ленты.
Так проходят наши воскресенья. Я просыпаюсь рядом с Люси, утонувшей в одеялах и прижавшей ухо к моей груди, а мои пальцы запутаны в её волосах. Даже во сне я, видимо, собственник