— Откуда такой взялся? — сторонясь Васьки, спросили встречные старухи друг дружку.
— От бога. За грехи напасть.
— От бога-то, говорят, барин владетельный, — поправила бабок солдатка помоложе.
— Барин приезжал в золотой карете; парчовый кафтан, атласные туфельки; по плечам волосы белые из кольца в кольцо. А этот ровно исчадье антихристово. Чтоб ему черные дни возвернулись, прости, господи, меня грешную, — перекрестилась третья старуха.
Прошлое Васьки, известно всем, не безгрешное, и он знавал черные дни. Совсем недавно грянуло, как гром среди зимы, и чуть не сгинул Васька. За оплошку с хлебом усердствует, вину искупает.
VII
Обученные люди заводу с каждым годом становились нужнее: мрут старые мастера, так всяко надо замену; да и сложнее теперь требуют сортамент [32]. Бывало, знай разливай чугун, ныне подай сталь-томленку [33]. Да гляди, другие лучше выработают, так и останется на складах твое ломкое железо. За новинками посылали молодцов и в Петербург, и в Москву, и за границу. Да разве много пошлешь! Надо свое училище расширять.
«А пусть-ка, которые учились в столицах, сами учат других, и не одной цифири», — придумал Поздеев. Задумано — сделано. Он свои соображения доложил владельцам, те благословили открыть дополнительные классы, открыть тайно, без доклада горному начальству и без разрешения губернатора. Горному надзору на училище, в общем-то, наплевать, а губернатор наверняка побоится и не разрешит: нет такого «уложения», чтобы заводских учить.
Горное дело — наиболее нужное, и Поздеев приказал Чиркову, окончившему в Петербурге училище Строгановой [34], натаскать четырех мальчишек «породам руд и горнозаводским производствам».
Маленькую комнату в училище четверо счастливцев гордо называли «горной студией».
Трое из этих ребят: Мичурин, Михалев и Васькин Федька — кандидаты на выпуск в горные практиканты — еще учатся, а четвертый — Петя — занял место учителя Чиркова.
Случилось так потому, что молодой, но уже близкий к зрелым годам чернявый и быстроглазый Чирков вкусил от столичной жизни и привык мечтать «об изысканности». Сначала он гордился фраком и перчатками более, чем образованием, и на всех посматривал, свысока: он из Питера. Когда возвращался домой, весь Урал видел у своих ног, а тут школа и грифельные дощечки (разбил бы их о тупые головы); он быстро уяснил, что в учителях не разбогатеет. А вот в заводском деле… И деньги, и почет, и породнишься, глядишь, с каким-либо тузом, хоть с Поздеевым, женясь на его Наське, единственной наследнице. Да что Поздеев! Демидовы есть! Умело шагнуть, так и Питер вот он!
Поздеев деньги гребет пригоршнями, и не медяки летят ему. Такие неучи свои тысячи откладывают, а тебе, ученому, дадут пуд муки (мяса никогда и не давывали); ты сиди, ешь гороховую кашу и, чтобы оправдать харчи, еще в общем классе учи ребят прописям, вбивай в башки о «вере, царе, отечестве». Засидишься в училище, так из учителей и не выпустят. Учи тупиц да еще выдумывай описания пермских имений. Сколь красива и величественна природа, могучи недра земли, велики заводы господ, и еще — сколь благостна и маслена жизнь их людишек: люди высмеют за эти благодеяния, каждый видит на деле, каково милость господ выходит боком. Пиши — сколь реки богаты рыбой, а горы — самоцветными камнями… Про кизеловский ископаемый уголь [35] не пиши, не требуется. Слава богу, его обратно в землю закопали, а леса для плавки железа истребляют неимоверно. За такое тоже составителя высмеют. А что делать? Пиши, не своя воля.
Порой он стал истерично кричать на ребят.
— Однако это не учитель, который на своих учеников смотрит свысока, — подметил Поздеев.
Измотанный в общем классе, Чирков и горной студии перестал радоваться, все утверждал и утверждал себя в мысли, что каторга эта школа. Горько было сознавать, что учился горнозаводскому делу, а находится не у дел. Другие вон, как Мишка Пóносов, почти неграмотный, все что-то налаживает, его и ценят. Освободили бы хоть от общего класса, ну пусть уж студию оставили бы за ним, только пустили бы к «механике»: где дела, там и коммерция.
«Если останусь учителем, так даже Насти Поздеевой не видать мне никогда», — думал он. И уже казалась ему Настя самой желанной, хотя раньше идеалом считал девицу тонкую, хрупкую, с чистым высоким лбом, полную уступчивой нежности. Настя ни хрупка, ни тонка и сама заставит любого уступить, но за ней приданое, а деньги — власть. Со временем ненавистна стала и студия. Он загрустил, осунулся и горевал, пока не догадался взять в помощники Петю, одаренного Мишкиного брата, благо что учение Пете давалось — он все накрепко запоминал с первого раза и очень основательно проштудировал нее записи Чиркова по «строгановке» и горняцкие учебники. Умеет собирать знания по крупицам, ведь учебников не так уж много, по иным наукам совсем еще не написано книг.
В делах рудничных и фабричных, известно, постоянные неполадки. Простые неучи, как Мишка Пóносов, что-то налаживают, а уж он, Чирков, все перевернет к лучшему. Предложил раз — не лучше ли сделать так. Вышло удачно. Поздеев увидел в Чиркове себе помощника, правление склонилось отпустить Чиркова к шахтам и заводским станам, заменить Петей, но тут Петя уперся, ссылаясь на невозможность учить, когда сам неученый.
Понять его сомнения можно. Одно дело, когда звание имеешь и тебя направляют учительствовать, так и то будешь с волнением загадывать: как примут, да как дело пойдет, да кого учить станешь? Всяко повернешь свои предположения. А тут вроде являешься самозванцем.
Дли Чиркова уход из училища — полдела; еще нужно ему, как размахнулся и наобещал, создавать машины, а для этого необходимы светлые головы мастеровых. Вот отпустили бы Петю работать с Мишкой, так были бы братья Пóносовы, как братья Черепановы. Хотя зачем? Петя и так советы дает, а что Михаил сделает, так все за придумку Чиркова идет. Пусть для начала будет один Мишка Пóносов, его ума на многое хватит. Подлаживаясь к Михаилу, Чирков благоволил к Пете, называл его преемником, расхваливал.
После этого Пете вроде бы надо добром отплачивать за добро, выручать Чиркова, раз тот к Михаилу благосклонен.
— Михаила больше никогда не тронут, — обещал Чирков. — Соглашайся.
Но Петя отказался. Тут его позвал Поздеев. Разговор, как следовало ожидать, был короткий.
— Учи, Петька, иначе живой не будешь.
Один раз сказал Поздеев, так и хватит. Пете, как Спире, оставалось гадать: «Впереди незнамо чё, а тут только замешкайся…»
Петя высказал сомнение: справится ли? Вместе с ребятами учились, и вдруг ему учить соучеников. Тут