Вскоре состоялся суд над Пронькой и ротмистром. Их расстреляли. На суде Пронька признался в убийстве Кирилла.
Петька вздохнул с облегчением.
— Вот вернется Котов, и все будут знать, что он не виноват.
Красная Армия недолго задержалась в городе и, несмотря на весеннюю распутицу, двинулась дальше. Ей предстояло дойти до Байкала, до границы буферного государства [211], созданного, чтобы иметь передышку и избежать немедленной войны с Японией, имевшей на Дальнем Востоке сто двадцать тысяч войска.
Глава 11. По новому пути
Королек переехал из подвала в новую квартиру возле самой детской площадки. Там теперь по вечерам ребятам на открытом воздухе показывали картины с Чарли Чаплиным, и все мальчишки наперебой копировали его походку.
Жизнь постепенно налаживалась. С наступлением тепла оживилась природа и все живущее на земле. На базаре открывали торговлю всем, что имело какую-нибудь цену, крестьяне несли и везли в город всевозможные продукты. Деревня изголодалась по ситцу, керосину, чаю и другим товарам. Теперь уже не меняли, а продавали на деньги. Правда, «лимоны» с каждым днем падали в цене, и крестьяне, продав муку, тут же старались купить все необходимое, не оставляя у себя денег на ночь.
Торгаши к вечеру превращали «совзнаки» в червонцы [212] или валюту. Червонцам дельцы черной биржи еще не особенно доверяли и предпочитали золото, но в пользу червонцев служило то, что «рыжики» отбирали при обысках и облавах, а «червяки» можно было носить в руках открыто, их везде брали и они были устойчивы в курсе.
После голодовки хотелось попробовать всего, что появилось на базаре, но денег на это, конечно, не было. Мать рассудила, что теперь уже недолго осталось ждать отца, и решила продать праздничный, «нарядный» самовар, который был последней ценной вещью в доме.
На барахолку с самоваром отправился Петька, а добровольным помощником к нему вызвался Королек. Они постелили на землю тряпку, поставили самовар и начали продавать. Покупатели приценивались, щелкали пальцами по стенкам, вертели у самовара кран, заглядывали в трубу, снимали крышку, смотрели внутренность самовара на свет и, поставив его на подстилку, уходили, Петька не спускал с самовара глаз, чтобы не стащили, а Королек несколько шагов гнался за покупателем и спрашивал: «Сколько окончательно дадите?» Но люди прибавляли шагу, и сделка оставалась незавершенной.
— Да у них и денег нет, — говорил Королек с досадой. Он снова гнался и снова возвращался, и бегал так, пока не устал.
Справа от ребят сидела под зонтиком толстая торговка, следя заплывшими глазами за кучей стоптанных ботинок. Слева стояла у разостланного коврика сухонькая старушка; она принимала солнечные лучи спокойнее горелого дерева и только поджимала губы, глядя в сторону толстой торговки, истекающей потом. Товар старушки был неинтересен для покупателей, но Королек рассматривал его не отводя глаз.
Тут был чайник в виде сиамского [213] слона, дюжина «счастливых» белых слонов разного роста; ворох безделушек и замысловатый нож. Нож имел массу закорючек на рукоятке и длинный изогнутый клинок. Королек, вспоминая приключенческие книжки, со знанием дела шептал Петьке:
— Такие ножи были у тугов-душителей [214]. Поспорим, у ней муж, наверное, был старым капитаном и привез его из Индии.
— Отстань! — просил Петька.
Но Королек, сделав что-то, напоминающее реверанс, любезно спросил старушку:
— Скажите, пожалуйста, сколько стоит нож?
— Не купишь, мальчик, — сказала старушка, разжимая узкие губы. Она уже была достаточно умудрена опытом и видела покупателя с первого взгляда. Собственно, никто не покупал безделушек, но что было делать, и она жила надеждой, что придет настоящий покупатель.
— Почему не купим! — возмутился Королек. — Вот продадим самовар и купим.
— Фамильный самовар? — спросила старушка.
— Так точно, фамильный: мастер Смирнов, золотые медали, — щелкнул Петька по боку самовара и заслужил уничтожающий взгляд старушки, чаявшей в лице Петьки встретить благородного отпрыска, продающего фамильные ценности, как она, например, продавала слонов, ножи, альбомы, вазочки и, за отсутствием фамильных бриллиантов, — кучу старых пробок с разноцветными стеклянными головками, которыми затыкали винные бутылки для праздничного стола.
— Нож из Индии? — спросил Королек,
— Из «Нивы» [215].
Королек не понял и вспоминал, где такая страна — Нива, наверное, в Африке?
У старушки мелькнула надежда, что, может быть, мальчики действительно купят нож.
— Приложение к «Ниве», для разрезания книг, — пояснила старушка и отвернулась.
Ребятам надоело уже рассматривать соседей из «бывших» и их рухлядь, вынесенную на барахолку; день клонился к вечеру, а покупатель, настоящий покупатель на самовар не шел.
— Вот этот, наверняка, возьмет, — показал Королек на крестьянина с мешком, глядевшего вдоль рядов, поверх голов старушек с безделушками.
— Дядя, купи самовар! — закричал Королек.
— Чо? Самовар? А верно, самовар велела старуха посмотреть.
— Хороший самовар, сам бы держал, — нахваливал Петька, стараясь говорить солидно.
Посмотрев самовар, «дядя» неожиданно для ребят развязал мешок и выгреб оттуда кучу денег. Он быстро отсчитал пачки и протянул их Петьке, а другой рукой забрал самовар.
— Кран не потеряй, — предупредил Петька.
Задал же крестьянин работу продавцам: он уже давно скрылся из вида, а они все еще считали и пересчитывали пачки денег, сбивались со счета и, наконец, убедясь, что покупатель их не обсчитал, завернули все деньги в подстилку и отправились домой.
Путь ребят был длинен и извилист. Они прошли мимо букиниста [216], вновь открывшего на базаре лавочку и дающего на прочтение «выпуски» под залог.
У Королька разгорелись глаза при виде ярких обложек и толстых «томов», сшитых из десятка выпусков одной серии. Продажа «выпусков» была запрещена, и поэтому старик букинист не держал их на виду, но умел показать, кому надо.
— Пойдем, теперь не интересно читать. Вон, смотри приключение, — показал Петька Корольку. — Всю черную биржу забрали!
Окруженные колючим кольцом штыков, шагали по дороге приунывшие спекулянты и валютчики.
— Вот это здорово, как неводом зачерпнули, — восхитился Королек.
— Тут и бандиты есть! Смотри, вон тот идет, — показал Петька на загорелого парня с лихо заломленной на затылок фуражкой защитного цвета.
— Бандит непременно. Смотри, как он глазами шарит.
Парень действительно озирался, но удрать не было никакой возможности. Об этом красноречиво говорили и примкнутые к винтовкам штыки, и наганы в руках агентов, и две собаки на сворках [217], которых вели проводники.
— Да ведь это Белко! — узнал Петька конвойную собаку.
Базар провожал задержанную группу внезапной тишиной, наступившей у балаганов.
Конвойные и арестованные скрылись, и на базаре