Искатель, 2004 №4 - Сергей Юрьевич Борисов

ИСКАТЕЛЬ 2004

№ 4

Сергей БОРИСОВ

ПОЧТИ ПО ДОСТОЕВСКОМУ

Мы начинаем публикацию цикла произведений на криминальную тему под рубрикой «Преступные хроники». Весь цикл будет состоять из нескольких десятков сюжетов. В ближайших номерах вас ждет встреча со следующими произведениями:

1) «Как украсть Мону Лизу» — история знаменитой кражи из Лувра творения Леонардо да Винчи;

2) «Локон Шарлотты Корди» — убийство Жана-Поля Марата;

3) «Салтычиха» — жизнь и смерть Дарьи Салтыковой, брошенной по приказу Екатерины Великой в монастырское подземелье;

4) «По прозвищу Каин» — Иван Осипов, знаменитый российский разбойник, мошенник и сыщик в одном лице;

5) «Принцип Гаврилы» — убийство Гаврилой Принципом эрцгерцога Фердинанда, которое стало прологом к Первой мировой войне;

6) «Кровавая купель графини Батори» — Эржбета Батори, стремясь сохранить молодость, купалась в крови девственниц;

7) «Пришествие Дракулы» и др.

Сегодня мы открываем цикл сюжетом об убийствах, которые, по предположению сыщиков, навеяны романом Ф. Достоевского «Преступление и наказание».

Разговор по существу

В комнате было накурено. По причине сильных морозов и лености истопников Московского окружного суда окна какую неделю держали закрытыми. Казалось, сизые облака табачного дыма навсегда останутся под высоким дурно побеленным потолком. А если не навсегда, то уж по крайней мере до весны, календарного наступления которой ждать еще было две недели.

В томительном ожидании, когда пристав позовет их в зал, присяжные дружно курили и коротали время за разговорами.

— Что это вы изучали? — спросил присяжный заседатель Николай Дмитриевич Варенков.

Человек, только что отложивший журнал, снова взял его в руки:

— Изволите видеть, «Русский вестник». Издание господина Каткова.

— Понимаю, — заулыбался Варенков. — «Преступление и наказание». Читали-с. Неужто и вы пытаетесь, так сказать, нащупать связь?

— Именно, — согласился Александр Никодимович Дурекс. — И знаете, нащупывается связь-то. Видна, образно выражаясь, невооруженным глазом. Там — студент, и у нас — студент. У Достоевского — ведьма-процентщица, коллежская секретарша; у нас — отставной капитан-ростовщик, домосед и нелюдим. В романе Раскольников, того не желая, младшую сестру старухи убивает, Лизавету, которой старая карга чуть палец не отгрызла; наш Данилов — служанку бессловесную.

— Что это вы, уважаемый Александр Николаевич, «наш» да «у нас»? — скривился Варенков. — Как-то даже неловко… Не мой он и не ваш. Он сам по себе! Душегуб! Да и различий между Раскольниковым и Даниловым больше, чем схожести. Ну сами посудите. Раскольников из Санкт-Петербурга, а Данилов — московский. Родион Романович жил один в тесной, дай бог памяти, «похожей на гроб» каморке в доме Шпиля у Сенной площади. Алексей же Николаевич обитал с родными во вполне приличной квартире. И невеста у него была — m-le Алябьева из известной московской семьи Соковниных. Раскольникова по бедности исключили из университета. Данилов учился на юридическом факультете и не бедствовал. И натуры у них разные! Данилов у госпожи Соковниной, будущей своей родственницы, дорогущие серьги украл. Раскольников чахоточного товарища выхаживал, а затем двоих детей из горящего дома вынес.

— Что это вы так горячитесь, Николай Дмитриевич? — удивился Дурекс. — Будто о родных аль знакомых говорите. Ну да это ваше дело. Но согласитесь все ж таки, что убийцы — и тот, и другой. Вот главное!

— Нет! — покачал головой Варенков. — Я, когда роман читал, тоже думал поначалу, что в убийстве все дело. Потом сообразил: нет! Не в преступлении закавыка, а почему решились на него Раскольников и Данилов. Тот, в романе, думал, что разок преступит закон, а дальше будет жить праведно, людям помогая, и тем грех свой искупит. Шальные мысли, новомодные… Сам потом это понял и раскаялся, и покаялся. Данилов же исключительно из корысти действовал — вину за собой знает, а не признает!

— Не буду спорить, — примирительно проговорил Дурекс. — Я сейчас о другом размышлял. Первые-то главы книги в самом начале января прошлого года вышли, а убийство Данилов двенадцатого совершил. Так вот вам вопрос: уж не произведение ли господина Достоевского студента Данилова на преступление сподвигло? А потом уже господин писатель кое-что прямо из жизни, из обстоятельств убийства капитана Попова и служанки его Нордман в свою книгу перетащил. Ну-с, как вам задачка?

Варенков задумался, но через минуту-другую просветлел лицом:

— Нет, не выходит по-вашему. В январском выпуске журнала, даже если предположить, что он побывал в руках Данилова, о праве на убийство лишь общие рассуждения. Само преступление — в февральском выпуске. Думаю также, что не было нужды Достоевскому на московское злодейство оглядываться, да у него к тому времени и роман-то наверняка был готов, просто печатался частями. Но в чем вы правы, Александр Никодимович, так это в том, что сюжет свой Федор Михайлович из жизни зачерпнул, будто воду горстью. Помните дело Герасима Чистова? Ну, купеческого сына, зарубившего двух женщин и похитившего ценностей на десять тысяч рублей с лишком? В октябре тысяча восемьсот шестьдесят пятого это произошло, за несколько месяцев до начала публикации романа. Не сомневаюсь, знал о том случае Достоевский. А студента, который решился разбить почту и почтальона ограбить, помните? Тогда же случилось. Да о чем говорить, зачем ходить куда-то?! Родственник господина Достоевского, профессор Неофитов, с положением человек, с состоянием, а поди ж ты: у престарелой тетки, купчихи