— Молочко сосете?
— Кефир, товарищ майор, — уточнил Севка.
— А в ювелирном магазине бриллианты берут.
Мы вскочили. Майор нас придержал:
— Кто-нибудь один, там возможна торгашеская путаница. Палладьев, разберись.
— Товарищ майор, какую взять машину?
— Пятидесятый номер.
— Автобус?
— До магазина два квартала.
Оружие я прихватил, пересилив желание взять пакет кефира. Не солидно и не престижно расследовать хищение бриллиантов, приехав на автобусе и с кефиром. Впрочем, приходилось на место происшествия топать и пешочком.
Майор запретил употреблять не только жаргон, но и молодежный сленг, а мне не хватало слова «кайф». Оперативная работа так нравилась, что только этим кайфом смог бы я выразить свое состояние перед каждым выездом на происшествие. Будь в том ювелирном магазине хоть сотня бандитов с автоматами, я бы пошел на них. Ибо был молод. А что такое молодость, как не опьянение в легкой степени?
— Звони, если что, — напутствовал меня Фомин.
Если что… Когда «если что» — грабят ювелирный магазин, — то посылают не оперативника, а группу захвата…
Ювелирный магазин напомнил мне церковь. Строгость, тишина и блеск. Робость не робость, но некоторое почтение мне передалось. С зарплатой опера здесь можно только постоять да помечтать.
Директор, строго-внушительный, как и его магазин. Глянул на меня с некоторым сомнением. Еще бы, я невысок, худ и молод — с бриллиантами несовместим. Он провел меня в свой кабинет и спросил:
— Вы один?
— А кто еще нужен?
— Как же… Эксперты, криминалисты…
Директор достал из металлического шкафа что-то невидимое и положил на стол передо мной. Нет, видимое — колечко с блесткими мелкими камешками, которые словно налипли на желтые бока. Директор объяснил:
— Обручальное золотое кольцо с бриллиантиками. Вот его и украли.
Уже легче, поскольку кольцо возвращено и материального ущерба магазину нет. Не кольцо, а миниатюрная корона. Я восхитился:
— Сверкает.
— Стекляшки.
— Непочтительно о бриллиантах, — обиделся я за драгоценные камни.
— Но это граненое стекло.
— А золото?
— Медный сплав.
Переспросить? Покажешь свою некомпетентность. Я догадался:
— Разумеется, вы говорите на своем ювелирном языке?
— Каком таком ювелирном? — удивился директор, изучая меня со все возрастающим недоверием.
— На жаргоне.
В его глазах я прочел желание еще раз глянуть мое удостоверение. На дела с драгоценностями надо посылать Севку Фомина: он солиднее.
— Молодой человек, у меня нормальный русский язык.
— Ага, сколько стоит это колечко? — взялся я с другого конца.
— Копейки…
— Так, кольцо цело, стоит копейки… и вызвали милицию?
— Зато другое стоит не копейки.
— Какое другое?
— Которое украли.
— Тогда на хрена вы мне это показываете? — не выдержал я.
Взгляд директора лег на телефон. Видимо, он боролся с желанием звякнуть начальнику РУВД и поинтересоваться, кого к нему прислали. Все-таки последнюю попытку он сделал:
— Молодой человек, это страз.
— A-а, так бы и сказали…
Меня выдал неосмысленный взгляд, поскольку я не знал, что такое страз.
Директор усмехнулся.
— Точная копия натуральной драгоценности.
— Зачем?
— Не будем же выставлять в витрине натуральные бриллианты. Если покупатель заинтересовался и мы видим, что он солиден, то приносим подлинное изделие.
Разумно. Моя оперативная мысль сработала: это фальшивое кольцо можно приобщить к уголовному делу как вещественное доказательство.
— А какая цена подлинного?
— Надо глянуть в документах.
— Примерно?
— Несколько тысяч долларов. Мы составили вам справку.
— А вор сбежал?
— В кладовой, с охранником.
— С охранником вашим?
— Из охранной структуры, которая обеспечивает постоянную безопасность магазина.
Я прикидывал. Начинать разговор с подозреваемым без какой-либо информации — что слушать пьесу на незнакомом языке. Директор ничего добавить не мог. Нужен тот, кто с вором общался непосредственно. Общалась продавщица Наташа, которую директор привел в кабинет. Как только он вышел, я спросил с внушительной строгостью:
— Прошляпили колечко?
— Я?
— Не я же!
Девушка, видимо, ждала сочувствия и понимания. От моих слов ее бросило в краску, потому что в них, в моих словах, был намек на материальную ответственность продавщицы. Сколько там тысяч долларов стоит кольцо? Для серьезного разговора легкий испуг не помешает, но вообще-то свидетель мне нужен спокойный и здравый. Уже мягким тоном я попросил:
— Наташа, расскажите, как все произошло.
— Только что открылись. Народу почти не было. Девушка попросила совета: подобрать ей обручальное кольцо, красивое, дорогое и модное. Ну, бриллианты всегда в моде. Я предложила… Золото, шесть бриллиантиков, огранка «маркиз»…
— Сперва достали страз? — перебил я.
— Да, с витрины. Ей понравилось, и я принесла само кольцо.
Наташа говорила тягуче, вспоминая детали. Видимо, в ювелирные магазины продавщиц набирали симпатичных. Все в изумрудно-строгих платьях, украшенных брошами-кристаллами, скорее всего, горного хрусталя. Ее черные глаза от возбуждения тоже блестели темным хрусталем.
— Покупательница изучила кольцо и сказала, что сходит в банк за деньгами. Я понимаю… С такой суммой по магазинам не разгуливают. Улыбнулась ей и пожелала скорого возвращения. Убрала кольцо в сейф… А где же страз? Я опять к сейфу. И тут у меня ноги обмякли — страз цел, лежит в ячейке. Нет подлинного кольца! У нас зал длинный и узкий. Кричу охраннику: «Петр, задержи гражданку!» Ее вернули. Сумочку показала, карманы, плачет… Нет кольца. Вот и все.
Пора было браться за подозреваемую. Меня сопроводили в хранилище. Мрачновато-строгое помещение, темный металл старинных шкафов, серая сталь оконных решеток, черная униформа охранника… Но и что-то белело в кресле, похожее на куль: он, куль, распрямился…
— Люба?
14
Впервые я осознал слово «оторопь». Оторопел до неподвижности. Директор магазина, охранник и продавщицы смотрели на меня, ничего не понимая; я смотрел на Белокоровину, тоже ничего не понимая. Люба этих гляделок не выдержала и встала. Я очнулся.
— Гм… Гражданка, пройдемте.
Вызвав машину, я начал обычную процедуру, потихоньку приходя в себя. С помощью женщины-оперативника провел тщательный осмотр сумки, одежды и тела. Кольца, естественно, не нашлось. Предстоял нудный разговор. Нет, не допрос, поскольку уголовное дело еще не возбуждено и я не следователь — оперативник лишь опрашивает и берет объяснение.
Восемнадцать часов. Фомин уже смылся, и кабинет был свободен. Я предложил задержанной сесть перед моим столом. И у меня вырвалось:
— Люба, как же так?
— Да вот так, — вздохнула она.
— На кладбище ты сказала, что у тебя в городе дела. Теперь я знаю, какие у тебя дела…
— Нет, не знаешь.
— Красть.
— Я не воровка.
Передо мной лежал уже знакомый паспорт. Любовь Ефимовна Белокоровина, урожденная поселка Бурепроломный Кислотского района. Я