Бормотание Исполнителей смолкло, и бесконечно долгая минута прошла в полном молчании. Глеб ждал. Судя по тому, насколько оплыли свечи у кровати командора, он действительно отсутствовал лишь несколько минут.
Наконец лицо инквизитора разгладилось и, отпустив медальон, он облегченно вздохнул:
— Слава Богу! Я уж думал, что потерял вас обоих! Поначалу мне показалось — ты проигрываешь… — Инквизитор приложил руку к сердцу. — Фу-у-ух. Все-таки ты лучший, Глеб. Никто, кроме тебя, це смог бы это сделать!
Глеб пожал плечами и устало улыбнулся:
— Это моя работа. И мой долг.
Он отнял руки от висков командора и несколько раз сжал и распрямил пальцы, потом резко махнул кистями, точно стряхивал с них невидимую воду.
— Да, конечно, — кивнул инквизитор. — И все же я не устаю благодарить Бога за то, что ты на нашей стороне.
Глеб встал и склонился над кроватью. Лицо командора утратило безжизненную заостренность черт, глаза его закрылись, а дыхание стало ровным и глубоким.
— Ему нужно отдохнуть и прийти в себя.
— Да, да, конечно! — согласился инквизитор.
Поколебавшись немного, он снова взялся за медальон, потом кивнул и решительно махнул Исполнителям. Повинуясь его знаку, те быстро перерезали ремни, растягивающие конечности командора, и бесшумно покинули комнату.
— Ты бы тоже отдохнул, Глеб. Я смотрю, тебя аж качает.
Глеб выпрямился и посмотрел на инквизитора.
— Вы правы, Отец. — Он склонил голову и чуть заметно улыбнулся. — Я отдохну — мне еще понадобятся силы.
Инквизитор отпустил медальон и направился к двери. Глеб двинулся следом. Плечи его были свободно расправлены, а походка вновь стала упругой и легкой. Инквизитор вышел первым, а Глеб, уже стоя на пороге, чуть помедлил и оглянулся.
Командор открыл глаза и приподнялся на кровати. Подмигнув Глебу, он махнул рукой на прощанье.
Указательный и средний пальцы у него были скрещены.
Кирилл БЕРЕНДЕЕВ
ЧТО-ТО НЕ ТАК
Вначале послышалось негромкое поскрипывание, затем внизу что-то стукнуло. Народ, столпившийся на смотровой площадке, ахнул, шум многотысячной толпы проник в корабль. Капитан-командор вздохнул и посмотрел в иллюминатор. Сквозь толстенные стекла корабля видно было плохо, но причину беспокойства собравшихся тем не менее он выяснил.
В дверь постучали.
— Да? — капитан-командор обернулся.
— Все в порядке, ваша милость. — В каюту вошел Казимир Колодный. Капитан взглянул на прославленного астронома. Все еще крепкий старик, хотя уже давно за пятьдесят, небезызвестный на родине, тем не менее, вынужден был оставить ее и отправиться в далекое плавание. Новообразованной Речи Посполитой труды и заслуги его были ни к чему; если бы не заступничество капитана за прозябавшего в нищете астронома, отрабатывал бы ныне он свой долг в рудниках.
— До отбытия осталось полчаса. Только что отошла главная мачта.
— Я слышал, благодарю, — произнес с ленцой в голосе барон Теофраст Эрих Вильгельм Хейерлинг, таково было полное имя капитана корабля. — На корабле все в порядке?
— В совершеннейшем, ваша милость. Все уже заняли свои места. Отправимся без задержек и точно в назначенное время.
— Когда в Ватикане пробьет полдень, — добавил командор. — Жаль, что Его святейшество не смог прибыть лично на церемонию прощания. — Сказав это, он посмотрел вниз. Кардинал Антоний Бергардийский (он в спешном порядке возглавил церемонию, когда выяснилось, что Папа все же не сможет прибыть) завершал благословение корабля, щедро окропляя его святой водой. Голос его, звучный и удивительно низкий во время соборной службы, совершенно терялся здесь, на холмах близ Болоньи, сквозь стены корабля доносилось лишь невнятное бормотание.
— Amen! — вздохнул хор певчих, стоящих позади кардинала. Подождав минуту, Антоний медленно, с присущим ему достоинством, опустился на колени в пыльную траву. За ним последовали капитан-командор и члены экипажа корабля.
Хейерлинг читал молитву про себя. Слова сами собой возникали в голове, до боли знакомые, но в этот миг наполненные каким-то иным, неведомым ранее, особым смыслом. Молитва закончилась, но капитан не торопился подниматься с колен. Чистый приятный голос певчего затянул где-то в глубине корабля «Отче наш»; губы капитана зашевелились, повторяя за хором певчих слова, и только последние — «но избави нас от лукавого» — произнес вслух. И медленно поднялся.
Его примеру последовал и Казимир. В окно было видно, как поднявшийся с колен кардинал быстро уходит со всей своей многочисленной свитой к трибунам.
Осталось двадцать минут. Барон сел в мягчайшее кресло, Колодный пристегнул его, волнуясь и оттого путаясь, страховочными ремнями из сыромятной кожи. Капитан некоторое время усаживался поудобнее, наконец дал знать навигатору, что тот может быть свободным. Казимир поспешно вышел в коридор, притворив за собою дверь; барон слышал, как он шаркает сапогами с вправленными в подошвы магнитными пластинами, спускаясь по узким ступеням в пассажирский отсек корабля. Послышались глухое бормотание и недовольный голос главного пассажира — представителя Святой Инквизиции на борту «Св. Марии Магдалины» инквизитора Иоанна, или Джованни, на итальянском наречии — Донелли. Знаменитый на всю Италию инквизитор, проведший немало громких процессов, как он сам выражался, с огоньком, никак не мог угнездиться в тесное для его мощной фигуры кресло. Второе по значению лицо на корабле, представитель недавно образованного, но уже снискавшего благожелательность Ватикана и хвалебных слов самого Папы «Общества Иисуса», брат Иосиф, Джузеппе Челесте, достойно перенес упаковывание. Сказывалось иезуитское воспитание: ко всякого рода лишениям ему было не привыкать.
Когда шум внизу утих, Хейерлинг вызвал двигательный отсек, дунув в свисток переговорной трубки. Снизу, после короткого молчания, послышались ответный свист и человеческая речь:
— Слушаю, ваша милость.
Затычку снял сам создатель корабля, московит из Новгорода Великого, некогда бежавший в Польшу Иван Лухманов.
— Какова готовность к старту? — спросил барон, невольно хмурясь.
— Кочегары прогревают двигатели. Скоро отчалим.
Неприятно, когда на корабле заместо капитана всеми делами управляет какой-то перебежчик из страны варваров. Да еще… Барон сдержался и сквозь зубы пробормотал:
— Доложите о полной готовности.
— Конечно, ваша милость.
Спустя примерно минуту Иван рявкнул так, что голос его был слышен сверху донизу по всему кораблю и без всяких переговорных трубок:
— Ключ на старт!
И тут же:
— Началось, ваша милость. Теперь молите Бога, чтобы все прошло с Его помощью.
— Запускайте, — ответствовал барон.
— Ключ на дренаж!
Корабль снова вздрогнул. Начала отходить последняя ферма, поддерживающая его. Внизу послышался мощный гул, он усиливался с каждым мгновением, рос, крепчал, переходя все возможные пределы.
— Зажигание…
Гул перешел в рев, отдаваясь болью в ушах. «Мария Магдалина» сотряслась, задрожала, готовая стартовать в любую минуту.
— Предварительная…
— Промежуточная…