Дашка ждала меня и была в сильном возбуждении.
— Мамуль, я решила, какой я хочу подарок на день рождения!
— Только не лабрадора. Этого я не вынесу! — Моя дочь в прошлом году захотела щенка и ныла несколько месяцев, пока породистая сука наших друзей не заболела. Дочь с ужасом слушала их рассказы, как хозяева вытирали по всей квартире собачье дерьмо и возили Блюху на промывку желудка, и решила с собакой повременить.
Теперь новая идея:
— Я полечу на самолете.
— Куда?
— Не куда, а как. Сама!
— Как — сама? За границу? Ничего не понимаю. Ты можешь толком объяснить?
— Мы с Даниэлем решили взять урок полета на самолете. Недорого, всего по 75 долларов.
— Дочь моя, ты меня с ума сведешь когда-нибудь! Никаких полетов, это опасно! А ты у меня единственная.
— О чем ты говоришь? Это же урок с инструктором. Как на машине. Сначала научат, потом полечу.
— А что родители Дани говорят?
— То же самое! Вас, предков, пока уговоришь, поседеешь. Не волнуйся, мамуля, Даниэль меня сфотографирует. Я карточки принесу.
Я без сил упала в кресло и задрала ноги на подлокотник.
— Сделай мне чаю, пожалуйста. Я попью и поеду на поминки.
— Какие поминки, мам? Я не собираюсь падать с самолета. И евреи же не делают поминок.
— Типун тебе на язык, дочка!.. — махнула я рукой. — Это неважно. Сказали поминки, я и еду…
— И отвертеться не можешь?
— Нет, я обещала прийти.
— Тогда езжай, а я к Даньке пойду заниматься. У нас завтра контрольная по графике.
Дочь собрала сумку и умчалась, а я полчаса полежала в блаженной тишине.
Судя по пустым бутылкам из-под водки «Кеглевич», поминки были в самом разгаре. Я бочком протиснулась на свободное место, кляня себя на чем свет стоит за свое любопытство, неумение отказать и прочие комплексы, и оказалась между двумя бравыми парнями, Робиком и Гришей.
— О! Девушка! — воззрился на меня Григорий. — Пей за упокой души Вадьки. Какой был мужик! Герой! Двух жен содержал и ни одной спуску не давал…
— Мне бы так, — вздохнул худощавый Робик. — Ух, я бы…
— Что ты бы? — удивился Гриша. — Ты сможешь заработать на двух жен? Чтобы их кормить, одевать, за границу посылать путешествовать?
Меня увидела Ирина и поспешила навстречу. На ней в обтяжку сидело тесное черное платье, явно с чужого плеча.
— Валерия, спасибо, что зашла. Ты уже помянула моего мужа?
— Да, вместе с ребятами.
— Пойдем, поговорить надо. — Она потащила меня в другую комнату и усадила на диван.
— А где Лена? — спросила я.
— В конторе, — махнула рукой Ирина. — Сказала, что дела не ждут, а поминки — варварский обычай. Ну, разве ж так можно? Мы там к этому привыкли. Да и покойнику приятнее…
Чтобы не рассмеяться в голос, я пошарила рукой по сторонам и наткнулась на фотоальбом. Прикрылась им и шумно выдохнула воздух.
— Ира, о чем ты хотела меня спросить?
— Я все насчет завещания. Что теперь будет?
— А что будет? Завещание подписано? Заверено у нотариуса?
— Вроде бы нет. Вадик не успел…
— Тогда чего ты беспокоишься? Хотя, если полиция прознает об этих бумагах, ты становишься главной подозреваемой: убила сожителя, чтобы сопернице не досталось наследство. — Мне почему-то Ира стала неприятна несмотря на то, что я понимала ее беспокойство за собственное будущее.
— Ой, ведь верно! Так я их спрячу от греха подальше!
Она подбежала к комоду, а я принялась машинально перелистывать альбом: Ира с букетом, Ира на пляже в открытом купальнике, Вадим с девочкой… А что это?
На меня, щурясь, смотрела Елена. Она стояла на солнце, в белой полотняной шляпе, а за ее спиной возвышались пирамиды. Вот это новость!
— Ира, скажи, — произнесла я, стараясь не выдать заинтересованности в голосе, — это кто?
— Ленка. Не узнаешь? Это она в Египте, возле пирамид сфотографировалась.
— Давно?
— Еще до приезда сюда. Подожди, дай вспомнить. В Израиль она приехала в мае, а в апреле была в Египте. Еще смеялась, что с израильским паспортом ее в Египет не пустят.
— Ира, мне надо уйти, извини, — заторопилась я.
— Как? Так сразу? А что мне делать с этим? — она показала на бумаги.
— Съешь их, так будет вернее.
И я ретировалась.
На улице я позвонила Борнштейну:
— Добрый вечер, Михаэль! Не помешала?
— Приветствую, Валерия, вы, как я догадываюсь, с новостями.
— Михаэль, что я сейчас узнала! Оказывается, Елена Гуревич была в Египте в апреле этого года, еще до приезда в Израиль!
— Интересная информация. Ее в наших компьютерах не было.
— А я думала, что кто-то из бригады грузчиков был там. Ошиблась.
— Действительно, мы проверили работников Воловика, да и его самого тоже. Никто из них в Египет не летал и в Эйлате границу не переходил.
Второй звонок был профессору Розенталю:
— Алон, добрый вечер, вы уже вернулись домой?
— Да, Валерия. Это все так страшно!
— Понимаю… Я оставила открытым в компьютере письмо Ципи. Вы его прочитали?
— Да, прочитал. Бедная девочка. Она и не успела ничего сообщить…
— Видела. Алон, хотела вас спросить: когда Ципи ездила в научную экспедицию?
— Подождите, дайте вспомнить. В апреле, а что?
— Нет, ничего, просто хотела узнать.
— Неправда, Валерия, я вас знаю. Если вы спрашиваете, то это не из-за простого любопытства. Вы думаете, Ципи убили арабы? — в его голосе послышалось сильное беспокойство.
— Не думаю, Алон. Не волнуйтесь, полиция располагает всеми сведениями. Они найдут убийцу. Всего наилучшего.
На улице я вдруг вспомнила, что оставила у Воловиков сумочку. Разве можно быть такой растеряхой? И я поспешила назад.
В гостиной народу только прибавилось — люди постоянно заходили и выражали сочувствие Ирине, которая сидела во главе стола и принимала соболезнования с видом вдовствующей королевы. На моем месте уже сидела какая-то пожилая женщина и ела винегрет. Сумочки нигде не было.
Робик и Гриша находились на предпоследней стадии опьянения. Они о чем-то бормотали, не слушая друг друга, но еще не упали «мордой в салат». Гриша был даже чуть-чуть покрепче Робика. Вот его я и решилась спросить:
— Гриша, вы не видели мою сумочку? Я ее повесила