Когда запись кончилась и экран погас, Рафаил Иванович минуты полторы сидел без движения и молчал. Наконец, утерев выступившую на лбу испарину, произнес: «Да-а-а… вот оно как, значит, что…», а затем «Е-мое!» И снова: «Да-а, это ж если подумаешь…» Георгий Владиленович был полностью удовлетворен такой его реакцией.
— А это, часом, не монтаж? — вдруг засомневался Зам. — Хотя, что я говорю? У нас не Голливуд…
— Да и как можно, Рафаил Иванович! Съемка производилась с одной точки, без разрывов в записи — вы же видели, — одним кадром, как у Сокурова; любая экспертиза подтвердит!
— Ладно, верю… Что с этим мыслишь делать, Георгий?
Такое обращение к нему руководителя — по имени — приятно поразило Побеждина: оказывается, тот знает его имя! Приятно, черт возьми! И он с энузиазмом продолжил:
— С Умрановым, Рафаил Иванович, еще не все, это бы еще что: ну, оборотень, физиологическая аномалия, гримаса природы, так сказать; а тут еще вот чего… Они все оборотни!
— Что-что?!
— Установил с достоверностью. Проведя аналогичный эксперимент с остальными шестью обвиняемыми, я получил на выходе тот же результат, что с Умрановым. То есть все семеро точно — оборотни! Натурально. Меня и раньше настораживала та особенная, нечеловеческая, так сказать, жестокость, с которой совершены многие из вмененных им деяний. Ну, превышение должностных полномочий, фальсификация дел, вымогательство — нехорошо, но по крайней мере понятно; так они же еще и убивали! Правда, все обвинения по убойным статьям мне (вы знаете) пришлось отсечь. А почему? Любой коммерсант или иной кто, который отказывался платить мзду моим злодеям, навсегда исчезал. Однако ж ни одного тела до сих пор не обнаружено. Теперь-то я понимаю: они их просто сжирали! Но это еще не вся картинка, нет. Вот еще что мне удалось установить… — Тут Георгий Владиленович не утерпел, сделал-таки эффектную паузу, а после приподнялся и, перегнувшись через столешницу к Заму, значительно понизил голос: — У них наличествует разветвленная сеть! Целая тайная организация! Раковая опухоль на теле России. И метастазы ее проникли во все уголки нашей необъятной… и во многие госорганы.
— Та-ак… так-так-так… На чем основаны подобные выводы?
— На показаниях самих подследственных. Точнее, одного из них, а именно майора Вольфина. Немало пришлось попотеть, чтобы хоть кто-то из этих перевертышей начал колоться. Но я тоже не первый год замужем: перевел Вольфина в одиночку (мне он самым податливым показался) да и подпустил к нему в камеру целую дюжину устатых (на свои, кстати, средства приобрел). Ух, он и взвыл! Ночь покорежился, а утречком я его — на допрос. Ну что, говорю, или хочешь еще ночку с тараканами? Короче — подействовало. И даже главаря своего сдал…
— Ну, ну! — подался вперед Рафаил Иванович. — Не тяни волыну!
— Верховодит всем этим преступным сообществом некий Великий Ликантроп.
— Как у масонов, что ли? Постой… Великий Ликантроп — это должность, типа. А звать его как? Кто он такой есть?
— Паспортные данные пока не прозвучали, — вздохнул Побеждин. — Вольфин уверяет, что они неизвестны ему самому.
— А вот это плохо! Что ж ты… Недоработка. Твоя прямая недоработка, Побеждин.
— Дайте только срок, Рафаил Иванович!
— Срок, срок… Нет у нас с тобою сроков, Побеждин! А ну как это заразно? Вроде зоотии. Тут надо резко… всё их гадючье лежбище под корень изолировать… Ладно. Будем думать. Вместе. Значит, дело — я под свой личный персональный контроль. Гриф особой — полнейшей! — секретности, и все материалы сегодня же, прямо сейчас, мне на стол. Та-а-ак… Чего еще? Обрисуй круг всех лиц, которые участвовали в твоем… эксперименте. Или как иначе чего знают. Пофамильно каждого и — тоже мне на стол. Дальше…
А дальше Рафаил Иванович развил такую активность, что Побеждин едва успевал в блокнот фиксировать. «Вот государственный подход, — думал он между тем, — чапаевский. Теперь дело пойдет. Это не Имаватых — тот бы никогда на себя ответственность не взял. А Рафаил Иванович враз все по полкам расчленил». Только когда перечень первоочередных мероприятий был обозначен, Зам позволил себе расслабиться: откинулся в кресле и либерально пододвинул следователю пепельницу.
— Ты кури, Георгий. Кури, кури! У меня врачебный запрет — говорят, сердце, а ты — кури.
— Рафаил Иванович, я полагаю, что всех сотрудников столичного угрозыска следует пока вывести за штат и подвергнуть проверке. Тем более, чего проще, когда таракан вместо детектора. Полагаю, сможем уложиться в кратчайшие сроки.
— Кстати, о сроках. Как собираешься выходить из положения. Сверх восемнадцати месяцев тебе их сам папа римский не продлит.
— Думаю воспользоваться пунктом первым части восьмой статьи сто девятой УПК. Собственно, на это и хотел получить ваше принципиальное согласие. Поскольку срок содержания под стражей может быть продлен до момента окончания ознакомления обвиняемого с материалами дела, я хочу это ознакомление несколько затянуть. Скажем, месяцев на шесть. Понятно, получится не со всеми, но этого и не нужно: часть седьмая той же статьи позволяет мне ходатайствовать о продлении по этому основанию и для всех остальных. Так что, Рафаил Иванович, — добавил Побеждин с хитрой улыбкой, — как видите, сто девятую я неплохо знаю.
Зам поскреб загривок, похмыкал.
— А получится? До шести-то месяцев?
— Должно получится. С некоторыми из адвокатов у меня наладился неплохой контакт.
— Нет, — решительно заявил Зам, — не годится. Никуда не годится.
— Почему?
— Очень ненадежно. Решение о продлении сроков будет принимать суд, так? А когда у твоих вервольфов и там… соплеменники? Сам же говоришь… А сделаем мы с тобой вот что: применим-ка мы пункт четвертый статьи двести восьмой и приостановим предварительное следствие в связи с временным тяжелым заболеванием всех обвиняемых, которое, дескать, препятствует их участию в процессуальных действиях. С медициной, думаю, ты договориться сумеешь. Тем более что и душой кривить не придется. Во-от. Приостановим, значит, а злодеев сразу — в больничку. Для опытов. Ну что, славно я придумал? Старый конь, он борозды…
— Так ведь, Рафаил Иванович, — разволновавшись, позволил себе перебить начальника Побеждин, — в этом случае мы не сможем производить никаких следственных действий — прямой законодательный запрет…
— А мы и не станем. По этому конкретному делу не станем. Главное на данном этапе — выявить и зафиксировать нечеловеческую природу твоих