Но порой в голову лезли мысли, кружили вокруг стервятниками и клевали картинки. Вдруг Елена его оставит? Уйдет с командиром, а он останется прошлым. Напоминанием. Леон решил, что может попробовать нечто другое.
Янис стала проектом, идеей. Он не считал ее уродом. Тело Леона давно покрыто сотнями таких же изъянов. Шрамы пересекали грудь, спину, ноги и руки. Его протыкали, стреляли, кусали. Но Леон был командиром «Дельты», ему не пристало стыдиться и жаловаться. Каждая рана только повод шакалам напасть, поэтому Леон устранял угрозу сразу, не давая почувствовать кровь.
Он вставал с болью, и с ней же ложился. Если кто-то замечал — убирал.
Леон ловил взгляды Янис. Что-то потаенное клубилось в ее взгляде. Оно влекло, просило раскрыть загадку. И тогда он решил, что попробует. Подпустит ближе. Изучит.
Под шкурой волка скрывалась овца. А может, умелая лгунья?
Она трепетала под ним, словно лист, разрешала все, даже то, что Леон не позволял себе ранее. Ее отдача добиралась до самых безумных уголков его разума. Янис никогда не сотрет картинки, никогда не наполнит его. Никто не наполнит его. Но, может быть, он сможет выделить ей особую комнату. Другую. Маленькую, невзрачную, но свою.
Но сегодня он был до ужаса зол. И одновременно ощущал безумное возбуждение.
Елена плакала на его плече, а он ощущал давящее счастье. Уколы, утаскивающие в ад, больше не нужны. Скоро все наладится. Все станет легче.
Но…
Леон ворвался в комнату Янис, которая, пробудившись ото сна, резко вскочила.
Он не стал ждать вопросов, не стал себя останавливать. Подлетел ближе и, схватив за горло, оторвал от подушки. Тело девушки повисло на какое-то время над полом. Ноги барахтались, а руки принялись отрывать ладонь от шеи.
Долгие секунды Леон слушал хрипы и смотрел в широко распахнувшиеся глаза.
А потом отбросил обратно на кровать.
— Ле-е-он?.. — сорванным голосом спросила, отползая к краю.
— Говорила с Еленой?
В чем Леон мог точно признаться себе, так это что он любил смотреть на приходящее осознание. Как зрачки расширялись, наполнялись страхом. Перед ним. Несказанное удовольствие чувствовать власть, еще лучше, когда ты точно знаешь, что она в твоих руках. Чужая жизнь.
— Я ничего не говорила… Я только…
Леон ненавидел оправдания точно так же, как слабых женщин.
Он отвернулся, стиснув зубы. Лазарь должен быть чист!
А он погряз, испачкался. Другой.
— Леон, — Янис предприняла попытку усмирить безумного зверя, — она все поняла. Я думаю, что все хорошо…
Янис встала, осторожно приблизилась. Положила руки на плечи, касаясь только ткани и никогда кожи, провела вниз по забитым мышцам. Леон позволил. Коснулась спины, обхватила поясницу, повела ладони к завязкам на штанах.
Он был взвинчен. Он не хотел. Ее.
Поэтому запрокинул голову, закрыл глаза и заменил картинку.
Другие ладони — не Янис — развязали шнурки.
Дыхание Леона судорожно сорвалось, он резко скинул верхнюю часть одежды и тихо сказал:
— Можно.
Дофамины в теле девушки пришли в буйство. Она не догадывалась, что за этими словами и позволением спрятано что-то более постыдное и уродливое. Грязное. Для нее.
Для него — освобождение. Возможность ощутить то желанное, чего он жаждал как воздуха, настолько, что боялся признаться даже себе. То, о чем он мечтал ночами, но каждый раз жестоко наказывал за подобные мысли.
Леон — Лазарь. Она — недосягаемое божество.
Картинки захватывали Леона. Ладони пришлись по груди, ниже. Стянули штаны. Она обошла его и опустилась на колени — Янис знала, чего он хотел. Леон же не открывал глаз, зашипел, дернув губой, когда она взяла его в рот. Опустил руку ей на голову и резко вогнался вперед.
Эти минуты! Эти чистые, полные блаженства минуты, когда Леон видел белые волосы, голубые глаза и тонкие руки. Внутри все пульсировало животной страстью. Он хотел больше, больше и больше! Еще и сильней.
Она позволяла. Он делал.
Когда пик безумия почти достиг апогея, Леон резко остановился. Открыл глаза, разрушая иллюзию, и отшатнулся, как и всегда, осознавая происходящее.
Янис поднялась, видя привычную отчужденность и потерянность в серых глазах. Она не догадывалась, поэтому горела, глядя на совершенное тело. Скинула одежду, оставаясь нагой. Предложила себя.
Леон, гложимый виной, но будучи в сонной иллюзии, был готов на обмен. Как и всегда, он брал, что хотел, но отдавал то, что нужно.
— Сядь.
Янис повиновалась, уселась на стол и раздвинула ноги. В прошлой жизни она бы распустила волосы, прикрыла шрам. Но не с ним. Все в ней трепетало и умоляло его приблизиться.
Он — опасный, большой, до сумасшествия сильный. Глядел на нее, как на мясо. Оттого она и сходила с ума. Никто никогда не желал ее так. Между ног становилось влажно лишь от взгляда, которым он водил по ее телу. Еще немного и она не выдержит, сама прикоснется к себе, только бы смотреть на него и смотреть.
Леон вернулся к штанам, выудил шнурки и вновь пошел к ней. Янис научено выставила ладони вперед, позволяя ему. Но он все еще пребывал в бешенстве, поэтому отвел ее руки назад, да так, что Янис взвизгнула, а из глаз посыпались искры.
— Я говорил тебе молчать?
Девушка тяжело дышала и сумела только кивнуть.
Леона такой ответ не устроил.
Он грубо схватил ее за щеки одной рукой и сдавил. Вторую завел под ягодицу и потянул на себя. Янис всхлипнула от боли, и Леон украл этот звук. Его пальцы поползли выше, ущипнули за кожу.
Его пробрало до костей.
Янис вновь вскрикнула, ощущая тяжелые руки Леона. Он отпустил ее. Та принялась жадно изучать его рот, сплетать языки. Она упивалась до бешенства, открывая новую ненасытную себя.
Леон же очертил ее грудь, обвел ореол пальцем, сжал. Янис подалась вперед. Но он не спешил, растягивая наказание, что доводило до исступления. Янис превращалась в животное, терлась, просила.
— Глупая Янис. Я ведь говорил, — он шептал ей на ухо. — А ты не послушала. Сейчас я оставлю тебя такой, а сам уйду. Здесь найдется, кто счастлив будет сменить тебя.
— Не уходи! — сказала она слишком громко.
Леон улыбнулся.
— Что же мне с тобой делать? — Он вновь сжал соски, выкрутив их. Янис застонала его любимую песню.
— Что хочешь! Что хочешь, только… только…
Без разрешения Янис придвинулась ближе, задевая его. Член дернулся, но Леон остался невозмутим.
— Что захочу? Ты уверена, Янис?
— Да. Да!
— Хорошо.
Леон выпрямился, отпуская девушку. На минуту залюбовался разгоряченной кожей, красными сосками и мелкой россыпью синяков,