Он несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Он мог это сделать. Он мог серьезно поговорить с Розановым и положить всему этому конец. Исполнившись решимости, он плотно обернул полотенце вокруг талии и вернулся в раздевалку.
Розанов был уже наполовину одет и с обнаженным торсом сидел на одной из скамеек.
— Слушай, — начал Шейн, уставившись в пол, — это было... мы можем просто сделать вид, что ничего не было, окей?
— Ты этого хочешь?
Шейну следовало отвечать намного быстрее.
— Да. То есть... да. Конечно.
Розанов поднялся и пересек помещение, оказавшись прямо перед ним.
— Ты плохой лжец. — Шейн нахмурился. — Какой у тебя номер в отеле? — спросил Розанов.
— Четырнадцать десять, — на сей раз Шейн ответил слишком быстро.
Розанов улыбнулся уголками губ.
— Если я постучусь в дверь номера 1410 сегодня вечером... может быть, около девяти?
Шейн старался говорить ровно.
— Я могу не запирать дверь.
Розанов улыбнулся шире.
— Я могу постучать.
***
Шейн, чертыхаясь, мерил шагами гостиничный номер
Он перебирал в уме возможные варианты. Он мог бы уйти. Просто пошататься где-нибудь пару часов, чтобы находиться подальше оттуда, когда Розанов постучит. Это было бы самым разумным решением.
Он мог остаться, но просто проигнорировать стук Розанова. В этом могло быть даже что-то приятное. Малость поставить его на место.
Он мог бы открыть дверь, когда тот постучит, пригласить его войти и поговорить с ним обо всем этом нелепом... недоразумении. А потом они могли бы навсегда разойтись в разные стороны.
Или... он мог открыть дверь и провести вечер, исследуя тело Розанова своим ртом.
От одной мысли об этом Шейна накрыло волной жара. Он ведь не мог этого хотеть, правда же?
Не испытывая особой уверенности, он остановился на третьем варианте: просто поговорить с Розановым. Им следовало как можно скорее оставить это позади, чтобы не возникло никаких проблем с началом сезона. Он навел порядок в номере, и без того идеально прибранном. Он сменил рубашку на более нарядную без всякой на то причины. Он почистил зубы, воспользовался зубной нитью и ополоснул рот. Потому что, разговаривать с Розановым, имея неприятный запах изо рта, было бы невежливо.
Он немного поправил волосы. Перевел телефон на беззвучный режим.
Решил включить телевизор, чтобы не выглядело, будто он тупо сидел в тишине и смотрел на дверь.
Он переключил телевизор на спортивный канал, где транслировался бейсбольный матч и убавил звук. Погасил верхний свет и зажег прикроватные лампы. И посмотрелся в зеркало. Опять.
Стук в дверь раздался в 9:07. Шейн заглянул в глазок с целью убедиться, что Розанов не устроил над ним какой-нибудь пранк.
За дверью стоял просто Розанов. Один.
Шейн выключил телевизор, оставлять его работающим вдруг показалось глупо. Он открыл дверь и впустил Розанова.
Розанов выглядел так, словно тоже приложил немного усилий, заботясь о своем внешнем виде. На нем была черная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, открывающая взор на поблескивающую золотую цепочку. Он уложил волосы, обычно представлявшие собой беспорядочные кудри, хотя один локон все же выбился из прически и очаровательно спадал на лоб.
— Я думал, ты зассышь, — в своей раздражающе прямолинейной манере заявил Розанов.
— Нет, — сказал Шейн. — В смысле, я просто хочу поговорить. О... ну, ты понимаешь.
— Я понимаю. Да.
— М-м… может хочешь... присесть?
Розанов сделал шаг навстречу ему.
— Не очень.
Он оказался так близко, что Шейн почувствовал жар его тела. А может, ему это показалось.
— Не думаю, что это хорошая идея, — слабо сопротивлялся он.
— Что? — Розанов поддел костяшками пальцев подбородок Шейна и приподнял его голову. — Это?
Он прильнул к губам Шейна, и того моментально захлестнула паника. Шейн округлил глаза, плотно сжал губы. Но Розанов упорствовал. Шейн почувствовал, как кончиком языка тот обводил контур его губ, стремясь проникнуть внутрь. Когда Розанов запустил в его волосы свои длинные пальцы, Шейн сдался. Он приоткрыл губы и опустил веки, а Розанов углубил поцелуй, проталкивая язык внутрь.
Шейн никогда не целовался с мужчинами и какой-то частью своего плавящегося мозга задавался вопросом, целовался ли когда-нибудь Розанов. Похоже, тот знал, что делает.
Шейн чувствовал себя как на иголках. Казалось, колокольчики его тревоги могли поднять на уши весь отель. Будь проблема только в том, что он целовался с мужчиной, он, пожалуй, сумел бы взять себя в руки. Но целоваться именно с этим мужчиной было так абсурдно и неправильно...
Однако его член, похоже, имел собственное мнение, что особенно проявилось, когда Розанов просунул колено между его ног и потерся бедром о возбужденную плоть. Шейн застонал, а Розанов, воспользовавшись этим, еще больше запрокинул его голову и жестко обрушился на открытый рот.
Шейн не знал, что делать. Он нерешительно провел ладонями по груди Розанова и услышал тихий стон, задев пальцами соски. Этот звук лишил его остатков самоконтроля.
Он ответил на поцелуй Розанова грубо и неистово, желая большего, но не зная, чего именно. Розанов прижал его спиной к стене и принялся расстегивать пуговицы на его рубашке. Разобравшись с последней, он схватил Шейна за руку и прижал ее к своей промежности. И, о, боги, тот нащупал твердый член Ильи Розанова через ткань джинсов и мгновенно ощутил, что его собственный член налился кровью еще больше, несмотря на внутреннюю борьбу Шейна с самим собой. У него в голове оформилась наконец первая четкая мысль — он хотел, чтобы джинсовая преграда исчезла. Он хотел увидеть член Розанова, подержать его в руках и почувствовать, как тот прижимается к нему, что было странно. Он не должен был этого хотеть. Он не должен был хотеть ничего из этого.
И что же...
Шейн расстегнул ширинку Розанова и просунул ладонь в джинсы. Стоило ему обхватить толстый и гладкий ствол, Розанов резко вдохнул и перестал его целовать. Шейн стал двигать рукой под мягкой тканью. Оба посмотрели вниз — Шейн увидел, как кончик члена Розанова высунулся из-под резинки трусов. У него внезапно возникло дикое, непреодолимое желание поцеловать его. Прижать кончик языка к отверстию на головке и попробовать его на вкус.
Блядь. Это было реально по-гейски.
Однако Розанов не выглядел обеспокоенным. Напротив, он скинул рубашку и потянулся к лицу Шейна. Тот поднял взгляд — Розанов смотрел на него потемневшими глазами, приоткрыв рот. Его губы припухли, а в выражении лица читалось