— Да, — прошептал Илья. — Мне тоже.
Шейн прочистил горло.
— У нас появилась одна идея. — Он поведал родителям о плане «Оттава — Монреаль», который изложил Илье накануне вечером.
— Звучит неплохо, — немного подумав, сказал отец.
— Ты уйдешь из «Бостона»? — ошеломленно спросила мама. — Ради Шейна?
— Да, — без колебаний ответил Илья.
Она нахмурилась, будто не могла поверить в реальность услышанного.
— О Боже! — воскликнул Шейн. — Серьезно? Ты противоречишь сама себе, да, мама?
— О чем ты говоришь?
— Тебя беспокоит его недостаточная лояльность своей команде!
— Ну а что?! — буркнула мама, будто сочла это вполне адекватным способом отреагировать на то, что Илья был безумно влюблен в ее сына и решил ради него перевернуть с ног на голову всю свою жизнь.
Шейн повернулся к Илье.
— Для справки: мама слишком озабочена хоккеем.
Илья фыркнул.
— Теперь я знаю, откуда тебе это передалось.
Шейн уже собирался показать ему средний палец, но вовремя вспомнил о родителях рядом. И тут до него дошло: его родители реально находились рядом. И Илья тоже. Шейн поделился своей тайной, снял с души груз, и теперь они все вместе говорят о них с Ильей как о паре.
Он вдруг почувствовал легкое головокружение.
Столько событий за одни сутки: их признания в любви, о них узнали его родители, планы на будущее...
О боже, боже, боже.
— Шейн? — он узнал голос Ильи, полный беспокойства. Почувствовал ладонь на плече и понял, что уткнулся головой в колени. — Ты в порядке? — Он медленно вдыхал и выдыхал, не поднимая головы. Ладонь Ильи переместилась с плеча на колено, когда тот присел рядом, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Шейн?
— Я в порядке, — слабо отозвался Шейн. — Я просто... немного в шоке. Не волнуйся за меня.
Илья взял его за руки и успокаивающе погладил большими пальцами обе ладони.
— У нас же все хорошо, да? Твоя семья здесь. И твой парень. И нам здесь хорошо.
Шейн слегка приподнял голову.
— Парень?
Такое нелепое слово. Такое нелепое, восхитительное слово.
Илья пожал плечами и усмехнулся.
— Думаю, да?
— Да.
К превеликому сожалению, они находились в гостиной его родителей, и те крайне внимательно наблюдали за ними. А Шейну так хотелось запрыгнуть к Илье на колени и зацеловать его до полусмерти.
— С дебютного сезона, — услышал Шейн слова матери. — Не могу поверить.
— Глядя на них сейчас, я вроде как могу, — ответил его отец.
Глава двадцать седьмая
Они покинули коттедж родителей Шейна, пообещав прийти на ужин следующим вечером.
Илья терялся в догадках, как Шейн воспринял произошедшее, самому ему показалось, что все прошло на удивление хорошо.
— Ебануться, — вздохнул Шейн.
Он даже не завел двигатель, а просто сидел на водительском кресле, уткнувшись лбом в руль.
— Все же прошло нормально, да?
— Не знаю. Думаешь? Блядь. Это было очень странно.
— Что ж. Теперь они знают.
Шейн снова вздохнул.
— Да.
— Нам пора домой.
Шейн кивнул, откинулся и нажал на кнопку зажигания.
Всю дорогу Илья думал, не выглядело ли странно с его стороны называть коттедж Шейна домом. Он понимал, что английский язык давался ему нелегко, но называть место, где он остановился на две недели, «домом» — это ведь не было странным, правда?
Если и было, то Шейн не подал вида и ничего не ответил.
На самом деле он вообще ничего не говорил во время поездки обратно, кроме нескольких бранных слов себе под нос. И чересчур крепко сжимал руль. Когда они вернулись в коттедж, он бросил ключи в тарелку и прошел в гостиную, запустив пальцы в волосы.
— Мне нужно подышать воздухом, — с этими словами он вышел во внутренний дворик, оставив Илью одного в доме.
К счастью, уезжая из Бостона, тот захватил с собой кое-что подходящее для такой ситуации.
Он подошел к холодильнику и достал бутылку водки, которую припрятал там в день приезда. Это было отменное пойло, которое дистиллируется небольшими партиями и которое невозможно купить за пределами России. Он подцепил пару стаканов и вынес их вместе с бутылкой на улицу.
— Наверно, сейчас самое подходящее время для этого, — сказал он, протягивая бутылку.
Шейн настороженно повернулся и фыркнул, увидев водку.
— Последний раз я пил эту дрянь в Лас-Вегасе. Помнишь?
— Да, — Илья аккуратно налил по паре унций в каждый стакан. — Но ты никогда не пил эту дрянь. Эта водка особенная.
Он протянул Шейну один из стаканов, а сам закрыл глаза и сделал глоток, наслаждаясь контрастом холодной температуры жидкости и обжигающего действия алкоголя, пролившегося в горло. Идеально.
Услышав, как Шейн закашлялся, он открыл глаза.
— О, вау. Крепкая. Наверно, нужно разбавить клюквенным соком или чем-то типа того.
— Если ты смешаешь ее с клюквенным соком, я утоплю тебя в озере.
Но Шейн, казалось, его не слышал и уже делал второй глоток.
— Это был самый странный день в моей жизни.
Илья хотел сказать, что в его собственной жизни этот день выдался одним из лучших. Конечно, было неловко, но он чувствовал — даже если семья Шейна еще не приняла его, то очень скоро это сделает. Что значило не так уж мало. Особенно для Ильи, которому едва ли были рады в собственной семье.
Он хотел сказать Шейну, что ощущение дома ярче всего проявлялось, когда они находились вместе. Неважно, где — в гостиничном номере, в пентхаусе Ильи, в том странном здании, которое Шейн купил в Монреале, или здесь, в его коттедже. Только рядом с ним он был самим собой. Он уехал из России, ему было не по себе в Америке, и всю свою взрослую жизнь он провел, мечась от континента к континенту и от одной пассии к другой.
Но теперь его заманил к себе этот назойливый канадец, и все, что он знал, — он хотел остаться. Хотел остановиться, бросить якорь и просто… остаться.
Илья не мог сказать ничего из этого — он был не в состоянии подобрать слова на английском, чтобы выразить все, что чувствовал в тот момент. Поэтому он выхватил стакан с водкой из рук Шейна и поставил на стол рядом со своим. Возможно, Шейн нуждался не в алкоголе.
Илья обнял его и прижал