— И чего мы тут сырость развели? — спрашиваю всё тем же хриплым голосом.
— Он, видимо, меня потерял, — шепчет Карина.
Я киваю, и она тут же бросается к сыну, крепко его обнимая. Илюха ещё пару раз шмыгает носом, но почти сразу успокаивается.
— Я приеду вечером, — говорю и сам себя едва слышу. — Если ты не против…
Карина поднимает взгляд, чтобы посмотреть мне в глаза, и, пустив по щеке слезу, выносит свой вердикт:
— Не против.
— Спасибо…
***
— Зачем? — спрашиваю, сидя напротив Вити. — У тебя же было всё. Деньги. Влияние. Уважение.
— Уважение? — он хрипло хохочет. — Прислуживать тебе — это уважение? — его глаза сужаются, и в них вспыхивает ярость. — Всё это, — Виктор оглядывает кабинет, — должно было быть моим. Я сделал для этого бизнеса гораздо больше. Это я устранял конкурентов, пока ты строил свои белые схемы. Я делал всю грязную работу! И она! Она тоже должна была быть моей! Я бы никогда не втоптал её в грязь, как это сделал ты! Не поверил бы никому, когда на мою женщину гонят! Ты её сам унизил. Сам!
Журавлев закатывается истеричным смехом, но меня это не трогает.
Мы всегда были на равных. Просто ему всегда приносило какое-то изощрённое удовольствие строить из себя жертву.
— Ты же у нас честный, справедливый, а бабу свою кинул и сына кинул.
Витю несёт, а слова о сыне становятся для меня красной тряпкой.
Удар приходится ему в челюсть. Я бью, слыша глухой костный хруст, и понимаю, что слишком долго закрывал глаза на все его пороки.
— У тебя есть сутки, чтобы убраться, — произношу сухо и направляюсь к двери. — Денег на моей предвыборной гонке ты уже заработал. Но если я тебя хоть когда-нибудь увижу рядом с моей семьёй, поверь, я поступлю всем своим принципам и сам тебя пристрелю.
Выпустив из лёгких воздух, ещё пару секунд смотрю на бывшего друга и еду домой.
На часах уже половина первого ночи. Карина, наверное, уже давно видит десятый сон. Но мне важно просто быть с ней в одном пространстве. Понимать, что она рядом. За стенкой.
Правда, оказавшись во дворе, я вижу горящий на кухне свет и сразу же иду туда.
Карина сидит за столом в том же сером помятом костюме и пьёт чай. Точнее, просто сжимает кружку в ладонях.
— Почему не спишь? — спрашиваю и сажусь напротив.
— Не могу уснуть.
Она пожимает плечами, а потом смотрит мне в глаза.
— Значит, ты всё знал и решил меня использовать?
— Что? Нет! — качаю головой. — Я до последнего не верил, что он сюда приедет. Я хотел поймать его с поличным на встрече с людьми моего прямого конкурента. Не здесь…
— Что с ним будет?
— Свалит из города. Далеко и надолго.
Карина шумно выдыхает и, отодвинув от себя кружку, поднимается на ноги.
Во мне в этот момент всё рушится окончательно.
Стены, броня — всё крошится в пыль.
Я чувствую только страх. Страх, что снова её потеряю. Что снова предам своего сына.
— Прости меня за то, что не поверил тебе. За то, что поступил с вами так…
Карина замирает. Мы смотрим друг другу в глаза, и я вижу, как по её щеке катится слеза.
— Я полюбил тебя с первого взгляда тогда. А потом два года ненавидел. Дурак. Идиот, который поверил в то, чего просто не могло быть. Прости…
Карина всхлипывает. Её губы начинают подрагивать, и она делает шаг. Шаг ко мне.
— Я сделаю для вас всё. Абсолютно всё, — шепчу, зарываясь пальцами в её волосы, а потом целую. Целую, будто делаю это впервые.
Карина отвечает. Её руки нерешительно обвивают мою шею, щёки предательски краснеют, и у меня окончательно сносит крышу. Я подхватываю её на руки и несу в свою спальню, целуя на ходу. Целую и шепчу ей о своей любви. О вине и о том, как сильно боюсь её потерять. Целую, общая сделать ее самой счастливой.
23
Карина
Открываю глаза, прислушиваясь к глубокому дыханию рядом.
Это так волнительно и так ново — спать рядом с мужчиной. С мужчиной, который тебя любит…
Медленно, чтобы не разбудить Диму, переворачиваюсь на бок, пытаясь рассмотреть очертания его силуэта в полутьме комнаты. За окном еще не светало. Семь утра. Мы любили друг друга до глубокой ночи и вырубились без сил.
Нет, я, конечно, еще несколько раз за ночь вставала, чтобы проверить и покормить Илью, но после всё равно возвращалась обратно.
Дима спит на спине. Одна его рука закинута за голову, другая лежит на моём бедре, словно он не хочет отпускать меня от себя даже во сне.
Смотрю на него и не верю, что всё это происходит с нами. После двух лет арктического холода, обид, недопониманий и ненависти…
Разве так бывает?
О боги, в жизни бывает и покруче. Мы, можно сказать, ещё легко отделались. Не потеряли десятилетия на выяснение той самой правды. Эти мысли пугают. Так сильно пугают. Потому что я сейчас даже представить не могу, что всё могло бы быть иначе. Что Дима так и не узнал бы об Илье, не узнал, что я его не предавала, а я бы не узнала, что всё это подстроил его друг…
Нет, конечно, я понимаю, что Дима тоже был виновен. Его погубило собственное недоверие, понимаю. Но сейчас, мне кажется, лелеять обиды прошлого просто глупо! Так сильно глупо!
Зажмуриваюсь и вжимаюсь лицом в подушку, испытывая прилив щемящей нежности, потому что в голове крутятся урывки нашей ночи.
Его мягкие, но требовательные губы. Сильные, почти жадные объятия. Дыхание. И слова.
Слова о любви.
Он сказал, что любит меня. Что любил меня всегда, с самой первой встречи. Он извинялся, просил прощения и обещал, что сделает меня самой счастливой.
А я… я растворялась в моменте, растворялась в его ласках и была самой счастливой…
До мурашек. До рвущегося из груди сердца.
Мы были одним целым. Мы были едины.
Поджав пальцы на ногах, аккуратно, чтобы не разбудить Диму, встаю с кровати и, сантиметр за сантиметром высвобождаясь из его захвата, выскальзываю из комнаты. Нужно снова проверить Илью.
Я крадусь босиком по тёплому полу, накинув на