Через полчаса я сидела зарёванная перед лечащим врачом и извинялась.
Она качала головой, тяжело вздыхала.
— Я же спросила несколько раз…
— А я ответила несколько раз, — заметила я сдавленно, но это ничего не изменило. Мне было безумно стыдно, мне было больно, мне было до отчаяния тяжело. В конце концов, какая к чертям разница? Рожу я ребёнка и что дальше? Да кто меня за это проклянёт? Сама я себя? Да куда мне…Амёбой безвольной выходила замуж, амёбой и осталась, поэтому про проклятие я, конечно, загнула. И вообще… Так ли мне важно остаться этой амёбой? Или, может быть, просто из-за того, что мне наконец-то на это указали, я перестану жевать сопли и заберу своё?
Это мой ребёнок, зачатый в любви.
Я не знала о том, что у него есть другая.
Я подумать не могла, что такое могло произойти.
Не я виновата в этой ситуации, а он! Так почему я сейчас всю эту вину брала на свою душу, на своего ребёнка? Зажать мужа, стрясти с него все, что можно, и спокойно растить малыша. Лиду с Валерой отпускать и не противиться никакому общению, чтобы меня разгрузил с младенцем. Я что должна буду одна тянуть детей? Нет, он отец, он тоже родитель. И в конце концов, я, можно сказать, жена военного, а был раньше такой закон, что жёнам военных потом выплачивали пенсию, такую же, как и мужу, по той простой причине, что военных часто перебрасывали с одного гарнизона в другой. Женщина просто не могла где-то надолго устроиться на работу, соответственно, стажа у неё не было. Если женщина была женой военного, то и потом государство так же оплачивало их несостоявшийся стаж.
Вот и у меня стаж не состоялся, почти как у жены военного. Да, мы никогда не катались, не жили по разным городам. Но аналогию я провела достаточно чёткую. И поэтому, когда я стояла, смотрела на Валеру, который ещё несколько недель назад кричал о том, что он первый и последний раз встал на колени, мне хотелось его придушить, забить сумкой, бить и кричать о том, что он сволочь, что из-за него чуть не погиб ребёнок, что из-за него разрушилось все, поэтому я набрала в лёгкие побольше воздуха и только собиралась начать свою обличительную речь, которая из меня рвалась всхлипами и рыданиями, как Валера меня перебил:
— Богом тебе клянусь, никто мне кроме вас не нужен, никто мне кроме тебя с детьми не нужен. Третий ребёнок — это самое большое счастье, бесценное счастье. Я все тебе докажу. Вот смотри, — Валера отшатнулся от меня, дёрнул рукой к карману, вытащил мобильник, что-то быстро в нём набрал. — Вот смотри, я правда тебе не изменял. Да, я подлец, я ужасный человек. Я сволочь последняя, что вообще создал эту ситуацию. Да, мне офигеть как польстило, что девка купилась на меня. Да, я подарил ей это грёбаное колечко с фианитом, потому что мог это сделать, чтобы опять-таки наткнуться на долю того, что меня будут обожать. Мне нужно было это грёбаное щенячье обожание, потому что я самовлюблённый идиот, потому что я нарцисс, самый настоящий. И да, хреновый из меня отец выходит, потому что если я буду растить наших детей, из них получатся какие-нибудь отморозки. Но несмотря на все это, я неплохой человек, я очень люблю тебя, детей, пожалуйста, вот смотри, смотри, я не изменял тебе. Смотри, Карин…
Глава 48
Валера нажал на кнопку воспроизведения, и из динамиков полилась какая-то музыка, приглушённая тонкой, не самой хорошей дверью.
— Валер, ну что ты от меня хочешь, котик, — протянул голос Снежаны.
— Я хочу, чтобы ты мне сейчас кое-что объяснила: какого черта ты попёрлась к моей жене?
На экране была видна половина лица Снежаны, которая куксилась и махала рукой на камеру, Валеры не было видно.
— Ну что я должна была делать? Ты мне мало внимания уделяешь. Я же понимаю, что она тебя отвлекает от всего. И мне кажется, если бы не дети, ты бы давно от неё ушёл.
Камера затряслась, и я поняла, что Валера с присвистом выдохнул.
— Тебе не кажется, что если у нас с тобой ничего до сих пор не было, то проблема в тебе, а не в моей жене?
— Валер, ну что ты за глупости говоришь?
— Я говорю не глупости. Я говорю очевидные вещи. И я считаю, что ты за своё поведение должна, как минимум, извиниться.
Снежана нахмурилась. В камеру была видна половина лица, поэтому я не ощущала всего спектра ее эмоций.
— Ты поэтому включил камеру?
— Да нет, блин, чтобы оттрахать тебя и заснять, выложить потом на онлифанс, — с сарказмом произнёс Валера, но глаза у Снежаны от этого заблестели. Муж тяжело вздохнул. — Дура.
— Ну что, серьёзно, что ли, ты записываешь ей извиняшки?
— Да серьёзно, поэтому давай как-то собери всю свою искренность и извинись за то, что ты поступила как последняя сука.
Снежана нахмурилась, поджала губы.
— Я прошу прощения, — как будто бы сделав всем одолжение, произнесла Снежана, не глядя в камеру. — Это было с моей стороны, очень глупо и некрасиво, заявляться и требовать расставания. Я не должна была так себя по-хамски вести. Доволен?
Через секунду спросила Снежана, и я увидела, как в камере отразилось её лицо.
— Нет, конечно, — произнёс хмуро Валера. — Ну, с тебя и этого хватит.
Камера задвигалась, зашуршала, я прикусила губы.
— Валер, ну как ты можешь? Ты что, просто так уйдёшь?
— Да, я просто так уйду, — произнёс мой муж.
— Ну как же мы…
— Нет никаких нас. Ты должна это понимать.
— Валер, ну то, что мы с тобой не спали, это всего лишь стечение обстоятельств. Я уверена, если бы ты ушёл от жены…
— Заруби себе носу, — картинка в камере вся поблёкла, и экран залился полностью черным. Мне слышался только приглушённый голос мужа. — От жены я никуда не уйду, жену я люблю, а тебе лучше знать своё место.
Снежана захныкала, и в этот момент Валера тяжело выдохнул. Началось какое-то движение, какие-то трески, шумы. Я прикусил губу.
— Валера, ну что мне сделать, чтобы ты перестал злиться?
— Не приближайся к моей жене.
Снежана ничего не ответила, но снова