Да, о семье как раз стоило поговорить.
— Адам, я хочу уехать. После скандала с этой девицей… Твой отец еще…
— Надеюсь, ты не думаешь, что я реально ее как-то поощрял? — он тихо рассмеялся.
— Нет. Я слышала разговор этой Малики с подругой: она собиралась как-то подловить тебя.
— Вот же змея! Гадюка! — и добавил пару непереводимых крепких слов. — Саша, уж не тебе стыдиться! Ты моя невеста, — наши руки переплелись, и Адам открыл дверь моей спальни. — Пойдем, — шепнул, и мы вошли. Он распахнул тяжелые шторы и открыл двери на террасу с видом на бескрайние зеленые угодья, высокие деревья и сады, окружавшие особняк Сафаровых. — Покормлю тебя и детей, потом домой.
Адам усадил меня в одно из кресел и отправился на кухню. Я широко и сладко зевнула: шесть утра — спала от силы часа два этой ночью! На мгновение позволила себе расслабиться и вспомнить, как было хорошо. У меня давно не было близости с мужчиной, а то, что было с Олегом, сложно назвать таковой: то был интим, но не близость. С Сафаровым всегда были буря, феерия, взрыв. Он точно знал, как сделать женщине хорошо: именно он мог без проблем найти у меня точку G, хотя в ее существование раньше не верила. Но между нами было намного больше: это не только тело, это чувства и разум, это сердце и душа, это когда двое настолько близко, что стали единым целым. Но тело действительно с непривычки ломало: не было у меня таких марафонов очень давно! Это было приятно.
Я практически уснула в ротанговом кресле, наблюдая, как внизу убирали следы вчерашнего торжества и готовили площадку для продолжения банкета. На столах уже лежали белые скатерти, и где-то дымился кофе, бодро щекоча нос.
— Я вернулся, — услышала, и плечи укрыл легкий плед. Солнце уже светило, но в тени было прохладно. Я улыбнулась лениво и сонно, но, услышав шаги и звон приборов, напряглась. Все же у Адама семья и кавказское окружение: открытое проявление чувств, близости, даже ласковый взгляд — это харам, разврат, распутное поведение. Но, кажется, Адам слишком уж светский: пока женщина раскладывала приборы и расставляла блюда, он возвышался за моей спиной и держал руки на моих плечах. Охранник, защитник, заступник. Когда-то он не защитил нашу любовь, не отстоял, не пошел наперекор — возможно, самому себе (это еще предстоит узнать), но сейчас демонстрировал готовность бороться за нас. Мы, как пара и семья, далеко еще не в безопасности. Наша победа в наших руках.
— Что они делают? — кивнула вниз, намазывая на свежий хлеб творожно-сырную массу с зеленью и специями — вкусно!
— К завтраку готовятся. Много гостей осталось на ночь.
— И все в курсе… — посмотрела на Адама, жадно расправлявшегося с чем-то вроде армянской ачмы: сыр, тесто, сливочное масло — сочетание для души, но явно не для фигуры!
— Все знают одно — ты моя невеста. Я твой жених. Остальное никого не касается.
— А твой отец? — негромко поинтересовалась. Адам вздохнул.
— Я люблю родителей, уважаю старших, благодарен своему роду, но, — взял мою руку, — семья — это муж, жена и дети. Согласна?
— Согласна, — взяла стакан со свежевыжатым соком. — А как я стала твоей невестой? — хотелось легкости: сложные разговоры впереди.
— Украшения — это древняя традиция, что-то вроде помолвки.
— Но я не знала, что это помолвка! — шутливо возмутилась.
Адам рассмеялся и взял мою ступню, начал массировать и всячески меня умасливать.
— Я надеялся, что ты наденешь украшения и не снимешь пояс.
— А что это значит? — с любопытством интересовалась незнакомыми традициями.
— Расстегнуть пояс и вернуть жениху при свидетелях — отвергнуть его предложение. Есть у меня кое-что, — достал из кармана бархатную коробочку и поставил передо мной, — без него никуда. Открой.
Я знала, что там, но пальцы все равно дрожали. На бархатной подкладке светился прозрачный как слеза камень, а окружали его маленькие голубые звезды. Тонкая изысканная работа, даже в руки взять страшно. Я ждала, и Адам взял это на себя.
— Саша, Олененок мой, сегодня прекрасное утро, чтобы сделать меня самым счастливым. Ты выйдешь за меня? Позволишь попытаться сделать тебя самой счастливой?
— Да, — тихо ответила и протянула руку. Адам надел на палец кольцо, и буквально через секунду на террасу влетели проснувшиеся дети.
— Привет! — Сабина звонко поздоровалась. Мы так привыкли к ее молчанию, но она заговорила настолько правильно и свободно, что вписалась в бытовую жизнь легко и органично. Словно и не было двух лет молчания.
Она забралась ко мне на руки и поцеловала в щеку. Тима, заспанный и лохматый, зевал, но ароматную выпечку ухватить пытался. Я перевела взгляд на Адама, и сердце ёкнуло от его взгляда: он с такой откровенной любовью и болью смотрел на нашего сына. Впитывал и поглощал глазами. Сафаров и раньше относился к Тимофею как к родному, но сейчас это нечто особое, сокровенное, это родная кровь.
— Нужно умыться и зубы почистить, — я поднялась, но сначала забрала разомлевшую от массажа ступню у Сафарова, — потом завтрак.
— Дядь Адам, — Тима посмотрел на него, ждал снисхождения, состроив жалобную моську. Хотел полениться утром.
Дядя…
Адам улыбнулся, но я видела в его глазах горечь: он должен был быть отцом уже как шесть с хвостиком лет, а он дядя, и не факт, что сын примет его быстро и без проблем.
— Живо! Живо! — погнала детей.
— Завтрак подадут сюда, — в голосе слышалась взволнованная хрипотца. — Потом поедем, — пообещал взглядом.
Я повела ребят в ванную: в детской она была в формате мастер-спальни. По дороге, правда, встретили Розу Эммануиловну.
— Доброе утро, — поздоровалась с нами, — уже проснулись?
— Тетя Роза, мы сейчас перекусим и поедем домой, — объяснила ей ситуацию. — Но вы оставайтесь, отдыхайте на празднике.
Она очень внимательно взглянула на меня и без лишних вопросов заявила:
— Я с вами! Куда мне еще?! — и было что-то в улыбке этой доброй женщины… Я обняла ее. Нам всем нужна семья, и вместе мы чувствовали, что онау нас есть!
— Мам, — уже в ванной, чистя зубы, протянул, — а что говорила Сабина? Почему она назвала дядю Адама моим папой? Это шутка?
Тимоша не верил. Для него это все — большой повод посмеяться. Адама Сафарова он слишком уважал, а биологического отца — нет…
— Дома поговорим… — все, что смогла выдать в данный момент. Тима не сильно удовлетворился, но согласился подождать.
Дети остались переодеваться, а я отправилась к себе: нужно вещи собрать,