В его сапфировых глазах появляются морщинки, будто он смеётся про себя.
— Кто-то наслаждается тайником моей сестры.
Тайником. Тайником? О, это ликёр, который, по словам Селесты, она собиралась принести. Я киваю в ответ, жалея, что не могу объяснить, как я проглотила язык при виде него и не смогу говорить в течение следующих семи-десяти рабочих дней. Но мне это и не нужно, потому что Селеста всё ещё существует. И она явно жаждет крови.
— Это Ванесса, — говорит она Максу от моего имени, усаживая Бруклина рядом с собой. — Разве у вас с ней не общий урок математики?
Макс придвигается ко мне на дюйм ближе, и, клянусь, я слышу биение собственного сердца.
— Чёрт возьми, правда? Мистер Питерс на четвёртом уроке?
— Да. Я… эм, я сижу сзади, — я смотрю на него. Он смотрит на меня. Кажется, что ни один из нас не моргает, но, наконец, он нарушает молчание. Я так рада, что готова расплакаться.
— Ну, круто. Наверное.
Ой.
Я заправляю волосы за уши. Убираю их, пока он не подумал, что мой пирсинг с двойной спиралью — слишком сложно. Я думала, что этот разговор пойдёт по-другому. Может быть, это нереально для него — подхватить меня на руки и поцеловать здесь и сейчас, но разве не стоит сказать ещё что-нибудь?
— Ты сидишь впереди, — добавляю я. Селеста морщится, а Бруклин, кажется, давится от смеха. Даже Макс больше не смотрит мне в глаза. Он машет блондинке справа от меня, а затем рыжеволосой девушке слева. Дерьмо. Я явно всё испортила.
Селеста велела мне перестать думать. Велела мне выпить или потанцевать. Если я не хочу, чтобы этот вечер запомнился как худший в моей жизни, мне нужно собраться. Что бы сказала Селеста? Что бы она сделала?
— Хочешь потанцевать? — внезапно произношу я, и в моей голове остается только одна мысль: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».
Брови Макса удивлённо приподнимаются. Он смотрит на других девушек и пожимает плечами.
— Конечно. Почему бы и нет?
Но, прежде чем мы успеваем потанцевать, прежде чем он успевает обнять меня за талию и притянуть в романтические объятия моей мечты, кто-то толкает меня, и я падаю на землю. Больно.
Эта ночь официально становится худшей в истории.
— Эй, какого чёрта? Если кто-нибудь вызовет скорую, нам всем крышка! — кричит Макс через песок.
Тот, кто толкнул меня, ушёл, и, к сожалению, Макс тоже. В груди сжимается, а колени горят. Что-то тёплое и липкое стекает по ноге.
Конечно, именно так и должен был пройти мой вечер. Я истекаю кровью на земле и думаю, что Макс, возможно, там… ну, я не думаю, что нравлюсь ему. Музыка стихает, и все оборачиваются, чтобы посмотреть. Чёрт возьми.
Я с трудом поднимаюсь на ноги и оглядываюсь в поисках Селесты, но она тоже ушла. Я остаюсь с Сарой, которая бросает на меня жалостливый взгляд и говорит:
— Мы должны пойти и найти тебе пластырь. Возможно, у меня в машине есть, — я киваю, глаза наполняются слезами, но тут я замечаю Бруклина, в нескольких дюймах от меня, его взгляд цепляется за что-то вдалеке. И я слышу это — её. Кричащую.
Я отхожу от Сары и вливаюсь в воркующую толпу. Они протягивают ко мне руки, спрашивают, всё ли со мной в порядке, но в глубине круга кричит Селеста. Должно быть, зовёт на помощь. Мне нужно найти её. Возможно, она тоже пострадала. Может быть…
— Кем ты, чёрт возьми, себя возомнил? — Селеста тычет пальцем в грудь незнакомца. Парень выше Бруклина, бледнее, с длинными чёрными волосами и почти алыми глазами. Он, как и все остальные, великолепен. Сногсшибателен. Неестественен, с самодовольной улыбкой на губах, созданной для обдуманных оскорблений и серебряных ложек. Он насмешливо смотрит на её палец, будто даже не удосуживается отреагировать на её дерзость.
— Эй, придурок, — говорит она ещё громче, — ты только что повалил мою подругу на землю. Хочешь попробовать извиниться, или эти прелестные губки всё ещё заняты тем, что сосут мамкины и папкины титьки?
Плохо.
Я бросаюсь вперёд и беру её за руку, потянув за собой. Она не двигается с места. Будто придавленная тяжестью кирпича, она остаётся прикованной к песку.
Взгляд незнакомого парня падает на меня, затем на моё колено. Он морщит нос, будто ему противно.
— Мы танцевали. Возможно, ей следовало смотреть, где она стоит.
Девушка, стоящая рядом с ним, делает шаг вперёд, её шелковистые чёрные волосы спадают до талии. Её ярко-карие глаза в точности совпадают с его глазами. У них такой же прямой нос и острый подбородок, но её губы ещё сильнее сжимаются, а глаза ещё больше сужаются. Она похожа на осу, которая вот-вот укусит, и от этого зрелища у меня по рукам бегут мурашки.
Её голос звучит ледяным тоном.
— Может, твоя подружка была слишком занята, пуская слюни по этому придурку, чтобы заметить, но это вечеринка. Люди танцуют на вечеринках, — она поворачивается ко мне и делает гримасу. — Даже те, у кого это плохо получается.
Я застываю. Смущение заливает меня краской от щек до груди. Я пытаюсь скрыть это, отодвигаясь, но слишком крепко держу Селесту, и она делает так, что я тоже не могу пошевелиться.
— Селеста, оно того не стоит, — говорю я, мечтая, чтобы музыка снова заиграла, и все вернулись к танцам. Но они все смотрят и ждут.
За первыми двумя богатенькими детишками стоит ряд из ещё примерно шести красивых богатеньких придурков. Они все бросают на меня неодобрительные взгляды. Сейчас больше, чем когда-либо, я хочу спрятаться, но только не Селеста.
Особенно когда девушка говорит:
— Почему бы тебе не отвалить? — Она хрустит костяшками пальцев, и мышцы на её предплечьях напрягаются. Остальные богатенькие ребятки следуют её примеру. — Или ты можешь уладить это дело, как крутая, какой ты себя считаешь.
Мои одноклассники, кажется, резко выдыхают все вместе. Несколько секунд слышен только шум волн, набегающих на пляж. Перед нами только угроза насилия.
В моём мозгу звенят тревожные колокольчики.
Опасность, опасность, опасность.
У этих ребят достаточно денег, чтобы расплатиться с копами, купить новый маяк и профинансировать новое крыло больницы — и всё это за один день. А ещё они выглядят так, словно их готовили к пяти раундам в октагоне с чемпионом ММА. Если мы свяжемся с ними, то проиграем.
Я тяну и тяну, но Селеста по-прежнему не двигается. Она вытирает пот со лба. Теперь он капает быстрее,