Длинные темные волны спадали ей на спину, губы — сочные, красные, глаза — ореховые, но сейчас казались золотистыми от солнечных лучей, пробивавшихся сквозь окно и освещавших ее красивое лицо.
Вот это да.
Дочка Лайонела была чертовски привлекательна.
Раньше она выглядела совсем не так. Прошло немало времени, и теперь передо мной стояла не девчонка, а женщина — сногсшибательная и чертовски сексуальная.
Я поднял бровь — она смотрела на меня так, будто мое существование ее оскорбляло.
— Давненько не виделись, Руби, — произнес я. Мы и правда не виделись уже несколько лет. Обычно Лайонел сам ездил к ней, а когда она приезжала домой, надолго не задерживалась. По его словам, ее мать, Венди, бывшая жена Лайонела, была ещё той штучкой. Так что я был уверен — Руби избегала Магнолию-Фоллс.
— Как проницательно, — процедила она с ядом в голосе. Что, черт возьми, с ней? Она едва меня знала. — Умение помнить, что ты меня давно не видел, — это то, что делает тебя таким выдающимся адвокатом?
— Руби, — сказал Лайонел, и голос его смягчился, как всегда, когда он обращался к дочери.
Она подняла палец:
— Не надо вот этого «Руби», папочка. До тебя я тоже доберусь.
Дорин прыснула со смеху, и Руби бросила на нее взгляд. В дочке Лайонела было немного роста, но много огня. Я сам под метр девяносто, а она была не выше ста шестидесяти пяти сантиметров, и то за счет черных армейских ботинок, прибавлявших ей пару сантиметров. Узкие темные джинсы подчеркивали изгибы, и я едва сдерживал себя, чтобы не оглядеть её с головы до ног. Черная кожанка выделялась как бельмо на глазу — конец мая, солнце светит, птицы поют, в Магнолии-Фоллс сплошной позитив… а она будто из преисподней вернулась.
Я узнал этот гнев. Он жил во мне тоже.
— Дорин, я думала, раз ты старейшая и ближайшая подруга моего отца, да еще и моя крестная, которую он выбрал после моего рождения, у тебя должна быть хоть какая-то преданность ко мне? — Она скрестила руки на груди.
Господи. Она злилась на всех сразу.
Я, например, обычно концентрировал злость на одном человеке за раз. Потянулся к пакетику с дольками яблока на подносе Лайонела, взял одну и отправил в рот, с интересом наблюдая за спектаклем.
— Ты же знаешь, я тебя люблю, детка. Моя верность — тебе и твоему отцу, — сказала Дорин, бросая взгляды то на Лайонела, то на Руби.
Я потянулся за еще одной долькой, но она действовала быстрее, чем я ожидал — шлепнула меня по руке, и яблоко упало на пол.
— Перестань жрать его, мать твою, яблоки. Может, лучше займись своей работой, юрист хренов.
Вот это была последняя капля. Я вскочил, навис над ней:
— Я со своей работой справляюсь отлично. И не нуждаюсь в твоем одобрении. Но оставлю твою наглость без внимания, потому что понимаю — ты любишь отца и сейчас у тебя, судя по всему, эмоциональный срыв, и ты кидаешься на всех подряд.
Я ожидал, что она отпрянет, но она только ухмыльнулась. Как будто ждала именно этого.
Она тоже встала, подняв подбородок, глаза горели золотом с проблесками синего и зеленого.
Черт возьми, она и правда была злая королева. И, черт побери, меня это заводило.
— Я стояла за дверью и слышала, как ты согласился участвовать в их идиотском заговоре. Непохоже на поведение порядочного адвоката. Или ты всегда так ведешь практику? Может, и с Дженной Тейт в доле, заодно? Подрабатываешь, так сказать, с ее похотливым папашей?
— Угу... Даже не знаю, что меня больше задевает — что ты ставишь под сомнение мою мораль или то, что считаешь, будто мне нужен «договор», чтобы переспать с кем-то. Похоже, ты сильно недооцениваешь мои способности.
— Руби, — снова вмешался Лайонел, потянувшись к ее руке. Она подняла бровь, глядя на отца.
— Это я их попросил соврать. Я не хотел выставлять себя идиотом.
— Серьезно, пап? Ты правда думал, что я куплюсь на эту тупую сказку о юридических проблемах? Я запросила выписки по делу еще недели назад, чтобы узнать, сколько ты ей заплатил. Кто-то же должен следить, чтобы ты не угробил бизнес. — Она глубоко вздохнула и зажмурилась. — Я уже поговорила с доктором Питерсом вчера по дороге домой. Я все знала о лекарствах. Я ожидала от тебя большего. И от тебя тоже, Дорин.
— Прости. Он был в отчаянии, — пожала плечами Дорин, и у нее даже слезы навернулись. Мне даже стало ее немного жаль, когда она закашлялась и начала мотать головой.
— Не надо. — Руби резко подняла руку, и будь я проклят, если Дорин в ту же секунду не прекратила театрально задыхаться. Может, ее актерские способности были не так уж плохи, как я думал, потому что Руби точно не купилась. — Я понимаю. Он умеет давить, когда загнан в угол.
— Спасибо, — сказала Дорин, подходя ближе и обнимая ее. — Я скучала по тебе.
— Конечно, — отозвалась Руби, тут же выскользнув из объятий, совершенно не тронутая. — Ладно. На этом вранье заканчивается. Я не буду управлять Whiskey Falls, пока ты проходишь курс физиотерапии в стационаре, если ты еще хоть раз мне соврешь. Ты меня слышишь? — Она пристально посмотрела на отца. — Мы ведь всегда договаривались быть честными друг с другом.
— Слышу. И мне жаль, что я пропустил твой выпускной. — В голосе Лайонела звучало искреннее сожаление. Все в Магнолии-Фоллс знали, что Руби — самое важное в его жизни.
— Все нормально. Ты же знаешь, мне наплевать на такие формальности. — Она бросила взгляд на телефон, который завибрировал, и тяжело вздохнула. — Я дома меньше суток, и угадай что… Мама снова поругалась с Джимбо. Удивительно, да? А Рико думает, что его девушка беременна.
Джимбо Слотер был нынешним мужем матери Руби. Та меняла мужей так часто, что уследить за ее жизнью было невозможно. У нее было два сына — Зейн и Рико — оба постоянно ошивались в баре и пользовались именем Руби, чтобы получить от Лайонела что-нибудь на халяву.
— Сожалею, что тебе приходится с этим разбираться, — пробормотал Лайонел, и взгляд Руби впервые с момента её появления в палате стал мягче.
— Не переживай. Я справлюсь. Сейчас главное — ты. Я поговорила с доктором Питерсом, и он сказал, что обсуждал с тобой направление в стационар на курс интенсивной физиотерапии. Тебе предстоит долгий путь. И не отвертишься. Я позабочусь о баре, а ты займёшься восстановлением. Понял?
Лайонел потянулся к ее руке, и на этот раз она позволила ему ее