— Госпожа, вы наконец-то очнулись! — радостно защебетала впорхнувшая в комнату девица в форме горничной.
Я недоуменно уставилась на неё, не понимая, что происходит. Внутри всё ещё было мутно и разбито — боль ушла на второй план, уступив место удивлению и растерянности. Пока я наблюдала за ней, она быстро расправляла шторы и впускала в комнату яркий дневной свет. Её движения были быстрыми и уверенными: она пересекла половину комнаты за считанные секунды и открыла шкаф.
— Все за вас так испугались, когда увидели ваше состояние! — продолжала горничная с искренней заботой. — И вы даже не захотели объяснить, что случилось. Ваша матушка очень переживает, ведь скоро у вас должна была состояться помолвка с графом Уинтерли. А теперь вы словно превратились из счастливой невесты в девушку с разбитым сердцем, хотя видимых причин нет.
Я слушала её слова, чувствуя, как внутри всё перемешивается: страх, недоумение и какая-то странная пустота. В голове всё ещё стоял этот яркий свет и шум — словно я оказалась в чужом мире, где всё происходит слишком быстро и слишком ярко.
Рыжеволосая девица продолжала говорить, а мои глаза по мере поступающей информации становились всё более похожими на два больших блюдца — расширенными, ошарашенными, словно я только что увидела нечто невероятное и неосознаваемое. Какая к чёртовой матери помолвка? Какой граф Уинтерли? Что за чертовщина здесь происходит? И кто эта странная горничная, которая называет меня госпожой и нисколько не сомневается в моей личности? Почему всё ощущается так чуждо, так неправдоподобно?
Я в полном шоке уставилась на свои руки. Они казались чужими — изящными, с нежной гладкой кожей и тонкими пальцами, совсем не похожими на мои. Внутри всё сжалось от удивления и тревоги, как будто я вдруг оказалась в теле другого человека или в каком-то сне. Не успела опомниться, как подскочила с кровати и пошатнулась. Перед глазами посыпались искры, словно только что прошла через сильный удар или резкую смену положения. Голову закружило так резко, что казалось — сейчас она расколется пополам. Боль усилилась с новой силой и создалось впечатление, что внутри всё разрывается.
И тут мой взгляд упал в зеркало — я увидела своё отражение. В тот момент всё внутри рухнуло. Мои глаза расширились до предела, сердце забилось учащённо, дыхание сбилось. Я потеряла контроль над собой: встала — и тут же снова опустилась на кровать, не в силах поверить своим глазам. Всё вокруг стало зыбким и нереальным — словно проснулась в кошмаре, из которого невозможно проснуться.
В отражении я увидела девушку лет восемнадцати — с длинными, идеально ухоженными чёрными волосами, которые мягко струились по плечам и казались почти живыми. Лицо было вытянутым, кожа — бледной, но без признаков болезненности, скорее сдержанной красоты. Главной чертой выделялись глаза — глубокие золотые с алыми всполохами в зрачках, словно внутри горели дремлющие огни. В зеркале отражалась высокая, стройная и очень худая девушка — совершенно чужая мне, словно кто-то другой.
Я медленно провела пальцами по собственному лицу, ожидая увидеть что-то знакомое. Но отражение повторило мои движения точно, как будто я наблюдала за кем-то другим. В этот момент на мою увеличившуюся грудь упала тонкая, но пушистая смоляная прядь. Внутри всё сжалось от паники: челюсть так резко со звоном упала на пол и укатилась под кровать, что я даже не успела её удержать. В голове зазвучал глухой шум — будто всё вокруг стало гулким эхом.
Я потеряла связь с реальностью. Всё вокруг казалось расплывчатым и нереальным: цвета стали блеклыми, звуки приглушёнными. Сердце забилось сильнее, дыхание участилось — я надеялась лишь на одно: что это всё сон или иллюзия, что я проснусь в своей кровати и всё исчезнет. Но ощущение чуждости внутри не исчезало. Я зажмурилась крепко, пытаясь сосредоточиться на ощущениях: на тепле своей кожи, на звуках комнаты. Всё равно внутри оставалась пустота и тревога.
Понимание того, что я оказалась в теле чужого человека в незнакомом месте, давило на меня сильнее любой боли или страха. Я чувствовала себя так же беззащитной и растерянной, как ребёнок в новом мире — без опоры и понимания происходящего. И чем больше я пыталась понять или найти объяснение — тем яснее становилось: мне нужно было действовать осмысленно и осторожно. Иначе я рисковала потерять себя окончательно.
— Госпожа Эления, вам всё ещё плохо? Может, позвать лекаря? — забеспокоилась горничная, и я тут же перевела на неё взгляд.
— Не нужно лекаря. Просто стакан воды, пожалуйста, — прохрипела я, стараясь не выдать себя с головой.
Голос звучал хрипло и слабым, словно я только что вышла из долгой болезни или страдания. Внутри всё сжалось от тревоги, но я постаралась сохранить спокойствие и вести себя как положено человеку в плохом состоянии.
— Минуту! — тут же спохватилась рыжеволосая.
Она мгновенно выскочила из комнаты, словно испуганная собственной тенью. Я же наконец вздохнула глубже и смогла подняться на ноги. Медленно подошла к зеркалу и внимательно осмотрела себя со всех сторон. Происходящее всё ещё не укладывалось в голове, и я продолжала рассматривать своё отражение. Лицо было бледным, глаза — немного припухшими, волосы растрёпанными.
Я старалась не поддаваться панике и не уходить полностью в свои мысли. Надо было найти объяснение всему этому — хоть какие-то логические факты и доводы. Но единственная версия, которая приходила мне в голову — я умерла на месте после столкновения с автомобилем. И эта мысль была одновременно и страшной, и обидной: ведь передо мной ещё была вся жизнь, которая меня более чем устраивала.
Что теперь? Захотят ли мать с отчимом заниматься моими похоронами? Интересно ли им вообще будет знать правду о том, как всё произошло? Будут ли жалеть о потерянном времени или всё равно посчитают меня ненужной? Внутри всё сжалось от горечи: я задавалась вопросами о своей ценности для них за всё время жизни. Хотя последний разговор с матерью оставил после себя ощущение холодной неприязни — она бросила в меня массу нелестных слов и обвинений. В этот момент стало ясно: столь жестокая женщина даже смерть своего нежеланного ребёнка воспримет как что-то незначительное или даже обидное.
Именно поэтому мне было трудно поверить в то, что кто-то из них вообще заметит моё исчезновение или пожалеет о потерянном времени.