Петрик тихо спросил, уткнувшись носом в ее бок:
— А надолго она к нам? Та женщина?
— Ненадолго, сынок, — тихо ответила Арина, глядя в окно, на серое, промозглое небо. — Очень ненадолго. Пока я не встану на ноги.
Пока она не встанет на ноги, чтобы увести их отсюда. Навсегда.
Глава 2
И вот за окном послышался знакомый, звонкий перепев, от которого сразу стало светлей.
— Эй, хвороборцы мои, встречайте подмогу! Аль у вас тут все сонное царство в обнимку с хворью спит?
Дверь распахнулась, не дожидаясь ответа, и в избу, словно порыв свежего ветра, ворвалась Акулина. В одной руке у нее болтался берестяной туесок, откуда шел душистый пар, в другой — охапка лучин и несколько сушеных грибов, заткнутых за пояс.
— Ну, что, мои соколята, слышала, тут у вас управление переменилось? — возвестила она, с ходу занимая пространство избы своим звонким присутствием. — Теперь я у вас главный воевода на целый день! Так что, Петька-удалец, доложи обстановку: дрова-вода в наличии? А то воевать с голой печкой придется!
Петрик, будто по волшебству, преобразился. Его испуганное лицо просияло.
— Тётя Куля! Дров мало, а воду я уж принес!
— Молодец, кормилец! Значит, полдела сделано! — Она дала ему сушеную грушу. — Держи, подкрепись! Теперь беги, по двору зорким соколом пройдись, посмотри, не несется ли кто из пернатых наших без спросу? Яйцо к обеду — дело святое!
Мальчишка, сияя, помчался исполнять поручение. Акулина тем временем подошла к лавке, и ее взгляд, всегда такой озорной, стал мягким и внимательным.
— Что, голубка, дождалась меня? И правильно сделала. — Она по-матерински, уверенной рукой поправила одеяло на Арине. — Вижу, совсем он тебя, окаянный, потрепал. Ничего, отлежишься. Главное — дух бодрый держи. Мужик он что малый ребенок — и громкий, и обидчивый, а без нашей заботы — как без рук. Пока он там по деревне топает, мы с тобой тут весь дом в кулак соберем. Ладно?
— Ладно, — тихо ответила Арина, и это слово значило куда больше, чем просто согласие. Оно значило: «Я верю. Я сдаю тебе свой пост. Спасибо, что пришла».
И глядя на то, как Акулина, напевая, растапливает печь, а Машенька, забыв про страх, тянется к ней, Арина почувствовала, как по жилам разливается незнакомое, почти забытое чувство — надежда. Пока эта женщина здесь, они в безопасности. А значит, у нее есть самый ценный ресурс — время. Время, чтобы подумать. Время, чтобы начать готовить побег.
Акулина между тем уже вовсю хозяйничала у печи, доставая из туеска припасы.
— Молоко, говоришь, от соседки? — уточнила Арина, с трудом приподнимаясь на локте. — А чем ты ей помогла?
— А тем же, чем и тебе собираюсь! — весело отозвалась Акулина, насыпая в горшок овсяной муки. — Знанием, голубка! У её теленка глаза слиплись, а я травку одну знаю — плеснешь в ведро, утром как новенький! Вот она теперь мне вечно то молочка, то творожку подкидывает.
Петрик вбежал в избу, сияя:
— Тётя Куля! Четыре яйца нашёл! И рыжая курица опять под порогом спряталась!
— Вот умница! — Акулина одобрительно хлопнула себя по колену. — Значит, будем яичницу с молоком делать, царское кушанье! Машенька, а ты нам стол накрывать поможешь? Деревянные ложки принесешь?
Девочка кивнула и побежала к полке, с важным видом перебирая утварь.
— Ты с ними как с большими разговариваешь, — тихо заметила Арина, глядя, как дети с радостью выполняют поручения.
— А они и есть большие! — Акулина подмигнула. — Петька у тебя и воду носит, и дрова считает — не ребенок, а правой руки продолжение. А Машенька — хозяйка прирожденная, гляди, как ложки-то аккуратненько расставляет. Ты с ними по-взрослому, они тебе всей душой и ответят.
Она подошла к Арине, понизив голос:
— А теперь, голубка, главный секрет объявляю. Знаешь, почему мой Духмарь за десять верст за мной бегал, пока я за него замуж не вышла?
Арина покачала головой.
— Потому что я ему с первого дня сказала: «Ты, Ваня, в поле хозяин, а я — в избе. Твоё дело — хлеб растить, моё — чтоб у тебя силы на это были». И ведь выдрессировала пса строптивого! — Она заливисто рассмеялась. — Так и твой научится. Только тебе сначала на ноги встать надо.
— Он… не такой, — горько выдохнула Арина.
— Все они как один! — отмахнулась Акулина. — Как глина — в чьих руках, тот и лепит. Ты ему не горничная, а ты — царица в своём царстве! Повадился волк в овчарню ходить — надо не овец прятать, а забор повыше ставить!
Она вернулась к печи и через минуту подала Арине глиняную кружку с душистым отваром.
— Пей, родная. Это и тебе силы придаст. А я пока варево доготовлю, да с Петькой про куриный распорядок поговорю. Надо же ему мужскую науку передавать!
Арина сделала глоток горячего травяного чая. Горечь полыни смешивалась со сладостью мяты, и казалось, что сама жизнь вливается в ее истощенное тело. Она смотрела, как Акулина легко управляется у печи, как дети льнут к ней, и думала: «А ведь правда. Пора забор ставить».
И первый кирпичик в этом заборе — горячая еда, чистая вода и это странное, забытое чувство — что ты не одна в поле брани.
— Забор, говоришь… — задумчиво протянула Арина, согревая ладони о глиняную кружку. — А с чего его ставить-то, если и гвоздя-то за душой нет?
Акулина, помешивая варево, обернулась, и глаза ее блеснули хитрецой.
— А ты, голубка, не про забор настоящий, а про тот, что вот тут! — Она ткнула пальцем себе в висок. — Умная баба всегда найдет, из чего ей забор сплести. Вот скажи мне, что ты лучше всех в деревне умеешь делать?
Арина на мгновение замерла. Лучше всех? В ее прошлой жизни — сводить баланс и вышивать гладью. Здесь… Она посмотрела на свои тонкие пальцы, вспомнив, как штопала Петькину рубаху почти в полной темноте.
— Шить, наверное… да вышивать немного, — неуверенно сказала она.
— Вот! — Акулина торжествующе хлопнула в ладоши, так что Машенька испуганно присела. — Первый колышек в заборе и есть! У Марфы-посадницы, слышала, дочка замуж собирается. А у невесты рубаха праздничная — мыши погрызли, позор на всю волость! Дай мне твой самый завалящий лоскуток, да иголку с ниткой — я ей намекну, мол, у нас тут мастерица нынче