— Вы стреляли в моего пса? — сквозь зубы угрожающе процедил он.
Верзилы переглянулись. Никто не хотел брать на себя вину. Они понимали, что находятся в полной нашей власти.
— Я спрашиваю, вы стреляли в моего пса? — повысил голос Степан.
— Нет, не мы, — быстро ответил громила.
Я усмехнулся и, опершись спиной о теплый печной бок, сказал:
— Врёт.
— Нет, не вру. Не видели никакого пса, — голос громилы стал слезливый. Он боялся, очень боялся.
— Предлагаю не тратить на них время. Пристрели обоих, и пошли, — обратился я к Степану и демонстративно двинулся к двери.
— Не-е-ет! Не стреляйте! Это он! Всё он придумал, чтобы запугать! — коренастый запаниковал и принялся кивать на громилу. — А я говорил, что пёс ни при чём, и не надо его трогать, но он меня не слушал!
— Заткнись, придурок! Закрой свой паршивый рот! Я собственными руками тебя придушу, ублюдок!
Мы со Степаном переглянулись. На его лице была написана жажда мести, но он взял себя в руки и, протяжно выдохнув, продолжил допрашивать:
— Зачем Чижиков отправил вас ко мне? Отвечай! — он упёр дуло ружья в щеку громилы, тот заткнулся и побледнел.
— Припугнуть. Сказал, что ты мешаешь ему доделать документы на новый завод.
— И как вы собирались меня припугнуть?
Громила замялся, а коренастый, пытаясь угодить, быстро пояснил:
— Нам было велено избить вас и оставить записку. Она у Жорика в кармане.
Громила зло процедил ругательство и так посмотрел на коренастого, что тот невольно отпрянул и попытался отползти от него подальше.
— Где записка? — маг ткнул его сильнее в щеку дулом.
— В правом кармане брюк, — нехотя проговорил он.
Степан кивнул мне. Я подошёл и вытащил из кармана громилы записку, в которой говорилось следующее: «Кедров, это последнее предупреждение. Забери своё ходатайство из министерства природы, иначе тебе не жить».
Я показал текст записки Степану.
— Никак не успокоится Чижиков, — горько усмехнулся он. — Не дают ему покоя золотые пески на нашей реке. Под видом рыбного завода хочет золото у нас добывать, но хрен ему, а не завод. Пошли отсюда.
Он повесил ружьё за спину и двинулся к двери, уже на пороге обернулся и бросил через плечо, обращаясь к подонкам на полу:
— Если я вас ещё раз увижу — живьём закопаю. Чижику передайте, чтобы ждал меня в гости. А это тебе за Полкана, — он прицелился и отстрелил громиле большой палец на правой ноге.
Тот заорал дурным голосом, а мы вышли на улицу и плотно прикрыли за собой дверь, сквозь которую услышали, как коренастый умоляет нас освободить его.
— Сами освободятся, — махнул рукой Степан, повесил на плечо ружьё, и мы вместе двинулись в сторону дома.
— Кто такой этот Чижиков? — спросил я.
— А-а, местный богатей, — отмахнулся он. — У нас с ним давняя история. Он когда-то зарился на наш заповедник, но я отбил. Затем захотел лесозаготовки в наших лесах устроить, но вся его техника вдруг сломалась.
— Вдруг? — с усмешкой спросил я.
— Я лишь немного помог, — улыбнулся он. — Сейчас завод этот задумал строить. Похоже, ходатайствами здесь не обойдёшься, придётся к нему лично наведаться и объяснить, что к чему.
— Помощь нужна? Я могу пойти с тобой к этом Чижикову, — предложил я, краем глаза заметив, как Шляпа у магазина прямо из горла пьёт беленькую.
— Не-ет, я сам к нему наведаюсь. А сегодня мы с тобой в баньке попаримся. Я её уже растопил, дым из всех щелей валит, зато потом такой запаха м-м-м.
Я пожал плечами. Банька так банька. Я о ней много слышал, но ещё ни разу не мылся. В своей прошлой жизни я мылся в ванне, которую поставил прямо в центре лаборатории. Снизу она подогревалась магическим огнём. Только воду приходилось самому поднимать на самый верх башни. Но и это не проблема, ведь зелье «Сердце титана» делало меня неимоверно сильным.
Как только мы зашли в дом, я первым делом подошёл к Полкану и проверил его состояние. Пёс спал, тихонько посапывая. Я втянул носом эфир и понял, что рана медленно, но заживала. Пуля пролетела чирком, оставив глубокую рану совсем рядом с позвоночником. Если бы громила стрелял прицельнее, мы бы не смогли спасти пса, а сейчас ему достаточно нескольких дней, чтобы выздороветь.
Пока Степан готовил ужин, я приготовил впрок целую банку лечебного настоя. Некоторые растения здорово завяли, поэтому пришлось снова приложить усилия и потратить ману, чтобы привести их в надлежащий вид.
— Баня готова. Иди мойся, — Степан протянул мне большое махровое полотенце.
Я надел валенки, накинул на плечи тулуп и направился в баню, из маленького окошка которого выглядывал свет. Даже издали пахло дымом.
Зашёл в предбанник и сразу почувствовал сухое тепло. Втянув носом, ощутил как тепло прогревает меня изнутри. Приятно.
Быстро скинув с себя одежду, открыл низкую дверь и зашёл в парилку. Меня обдало горячим воздухом и ароматами жженной берёзы, запекшейся древесины и камней. Дышать полной грудью не выходило — сухой жар обжигал нос и горло, а остатки дыма щипали глаза.
Я тут же покрылся испариной и почувствовал, как по спине побежали мурашки. В таком пекле я в последний раз был когда мы Леной пытались остановить её огненный вихрь.
Закрыл за собой дверь, прошёл внутрь и опустился на горячую полку. Почувствовал, как горячий воздух обволакивает меня всего, но это вызывает не дискомфорт и беспокойство, а наоборот успокаивает и расслабляет. Трудно передаваемые ощущения.
По рекомендации Степана, я сначала хорошенько пропотел, затем взял из таза предварительно замоченный веник и, плеснув на камни, из которых сложена печь, начал хлестать себя. Сначала мне это показалось странным, но вскоре понравилось — будто выбивал из себя всё плохое, что со мной произошло за последнее время. Особенное удовольствие получил, хлестая себя по спине. Очень напомнило массаж, который мне делали эльфийки острова Кайсс. Они не щадили меня, отбивая такт пятками.
Последний этап — мытье. Приоткрыл небольшое отверстие под потолком, намылился мочалкой и цветочным мылом, а потом облился прохладной водой, которую занёс из предбанника, и только после этого вышел из парилки и растянулся на лавке, улегшись на махровое полотенце. Неплохо. Очень даже неплохо, будто в душе поселилось редкое чувство очищения. Когда у меня будет собственный дом, во дворе поставлю такую же баню.
Отдышавшись и вернувшись к реальности, я оделся и вышел на улицу. После удушающей жары морозный воздух казался блаженством. Намотав полотенце на голову, зашагал по хрустящему снегу в сторону дома.