Уотсон вспоминал о своих мыслях того времени: «Имевшиеся тогда данные убедили меня, что ДНК – это матрица, по которой строятся цепи РНК. В свою очередь, цепь РНК – матрица для синтеза белка… стрелки обозначают не химические превращения, а перенос генетической информации от последовательности нуклеотидов в молекуле ДНК к последовательности аминокислот в молекуле белка». Уотсон прикрепил лист бумаги со своей «формулой» на стену над рабочим столом, словно нуждался в напоминании, после чего крепко уснул. Когда он проснулся от холода, пришло осознание того, что три слова со стрелками никак не заменяют структуру ДНК {932}.
С того момента, как Брэгг велел Уотсону и Крику бросить заниматься ДНК, прошел целый год. Уотсон считал этот приказ деспотическим, но был вынужден внешне демонстрировать послушание из-за своего низкого статуса приглашенного аспиранта. Крик, положение которого в Кавендишской лаборатории было более шатким, потратил этот год на завершение диссертации, расчеты белковых суперспиралей и построение карт электронной плотности гемоглобина. Их разговоры в Eagle и на совместных прогулках не сводились к ДНК, однако они не могли не обсуждать эту тему. Когда это случалось, они бежали в помещение № 103, где возились с моделями. Правда, как признает Уотсон, «Фрэнсис почти сразу же замечал, что рассуждения, на мгновение дарившие нам надежду, ведут в никуда» {933}.
Уотсону к тому времени наскучил вирус табачной мозаики, и ему нужно было куда-то девать избыток умственной энергии. Пока Крик разглядывал рентгенограммы гемоглобина и заполнял вычислениями страницы лабораторного журнала, Уотсон набрасывал мелом на доске схемы ДНК. Но из них двоих Крик обладал более развитым пространственным мышлением. Он мог как бы видеть биологические структуры в трех измерениях, словно они находились у него в руках, а не в голове, а Уотсон пока этого не умел.
Разочарование все разрасталось, но однажды в их «гнездо» № 103 заглянул улыбающийся Питер Полинг, уселся и беспечно закинул ноги на обшарпанный стол. Это было редкое явление, поскольку его трудовая деятельность в Кавендишской лаборатории была далека от образцовой. Брэгг был близок к тому, чтобы выгнать Питера, невзирая на громкую фамилию, потому что он больше тусовался, волочился за девушками и занимался греблей (будучи членом команды пятой лодки Питерхаус-колледжа), чем работал в лаборатории {934}.
Уотсон ожидал, что Полинг-младший начнет очередной монолог о своих последних амурных победах или сравнительных достоинствах девушек из Англии, Европы и Калифорнии, но оказалось, что не новое очаровательное личико стало причиной широкой ухмылки на лице Питера {935}. Он рассказал Крику и Уотсону, что только что, перекусив в столовой Питерхаус-колледжа, зашел в комнату для корреспонденции забрать письмо от отца {936}. Помимо событий в академической жизни, семейных дел и других местных новостей, Лайнус Полинг поделился известием, которого Уотсон и Крик давно опасались: он активно ищет структуру ДНК {937}. Можно себе представить, какая волна кортизола и адреналина залила мозг и тело каждого из них, готовя организм к стрессовой реакции. Полинг включился в гонку! Как, не выдав собственных секретов, выудить из Питера какие-нибудь намеки о продвижении его отца, что придало бы новый импульс их усилиям?
Уотсон, Крик и Полинг бросились по коридору и вверх по лестнице в комнату отдыха, где Перуц и Кендрю пили чай. Пока письмо ходило по кругу, вошел Брэгг. Само провидение завладело устами Уотсона, заставив его промолчать: «Никто из нас не стремился к извращенному удовольствию сообщить ему, что английские лаборатории вот-вот будут снова унижены американцами. Пока мы жевали шоколадные бисквиты, Джон попытался подбодрить нас, предположив, что Лайнус может ошибаться. В конце концов, он не видел снимков Мориса и Рози. Сердца, однако, говорили нам иное» {938}.
[22]
Петя и волк
Многие читатели книги Джима Уотсона «Двойная спираль» говорили мне, что сделали из нее вывод, будто я играл роль двойного агента, шпионившего за соперничавшими командами, пользуясь своим особым положением для того, чтобы узнавать, чем занимается одна группа, и сообщать другой. Это совершенно не соответствует действительности. Я старался по возможности понять, что происходило в нашей лаборатории, и, когда писал родным, рассказывал им об этом постольку, поскольку происходившее касалось меня. Отец всегда информировал меня о том, что его интересует и какая ведется работа.
ПИТЕР ПОЛИНГ {939}Недели две перед Рождеством Уотсону казалось, что в Пасадене спокойно. В праздники он позволил себе проникнуться наивной уверенностью, что, если бы в Калифорнийском технологическом институте назревало потрясающее открытие, он бы уже об этом прослышал, так что поехал кататься на лыжах в Швейцарию. Проездом в Лондоне он посетил Королевский колледж и сообщил Уилкинсу, что Полинг подбирается к ДНК и, возможно, скоро разгадает головоломку. (Это было за неделю до того, как 31 декабря Полинг отправил Рэндаллу своего рода уведомление о намерениях, то есть письмо, в котором сообщал о своем желании заниматься ДНК.) Уилкинса это, видимо, не взволновало, его больше занимало избавление от Розалинд Франклин. Жизнерадостный и беззаботный в той мере, насколько это вообще возможно для такого склонного тревожиться человека, как Уилкинс, он считал дни до того момента, когда Франклин наконец исчезнет из его жизни и ему можно будет без проблем заниматься ДНК {940}. Для полноты картины не хватало лишь старомодного отрывного календаря на стене.
Вернувшись в Кембридж в середине января 1953 г., Уотсон первым делом разыскал Питера Полинга. Тот сказал, что получил от отца письмо, датированное 31 декабря 1952 г., где сообщалось о гипотезе строения ДНК, которая скоро должна появиться в Proceedings of the National Academy of Sciences. В 1975 г. Питер рассказал, что Лайнус Полинг также написал об имеющемся у него препринте для Брэгга и спрашивал, не хочет ли сын получить экземпляр: «Я знал, что Брэгг разбирается в ДНК еще хуже меня и проигнорирует статью, поэтому ответил, что да, я хочу экземпляр» {941}.
Перспектива того, что Полинг совершит очередной потрясающий прорыв, поразила Уотсона в самое сердце. Чтобы унять расходившиеся нервы, следующие несколько дней он работал с Хейсом над совместной статьей о проблеме пола и обмене генетической информацией у бактерий, которая могла бы составить конкуренцию публикациям Джошуа Ледерберга.
Но все занятия были отставлены утром 28 января, когда почтальон доставил в Кавендишскую лабораторию на Фри-Скул-лейн два конверта, в каждом из которых находилась статья Полинга {942}. Брэгг, вместо того чтобы передать ее Максу Перуцу, сунул в кучу рукописей, которые присылали авторы, желающие получить его одобрение. Возможно, он надеялся обойтись без страстей, которые, несомненно, разыгрались бы, если бы Перуц показал статью Полинга Крику и Уотсону, и хотел, чтобы Крик закончил наконец диссертацию, тем более что через восемь месяцев Фрэнсис должен был уехать на год в Политехнический институт Нью-Йоркского университета в Бруклине {943}. Как Уилкинс считал дни до момента, когда Розалинд Франклин исчезнет из его окружения, так Брэгг с нетерпением ждал возможности спокойно работать, не слыша «кинжального» смеха Крика {944}.
Питер Полинг вспоминал: «Я понятия не имел, что такое ген… [и поскольку статья отца] была для меня бессмыслицей, я отдал ее Джиму и Фрэнсису, которым она, судя по всему, была важна» {945}. Изложение Уотсона более драматичное. Едва Питер перешагнул порог помещения № 103, Джеймс почувствовал, что вот-вот произойдет нечто важное. Питер обстоятельно поведал Уотсону и Крику о предложенной его отцом тройной спирали с сахаро-фосфатным остовом внутри, что было похоже на модель, придуманную ими годом ранее, которую Розалинд Франклин безапелляционно забраковала. Уотсон упал духом: «Мы уже могли бы снискать почет и славу за великое открытие, если бы Брэгг не остановил нас». Не успел Крик попросить разрешения взглянуть на рукопись, как Уотсон уже выдернул ее из кармана пиджака Питера Полинга {946}. Вне себя от волнения, он пробежал вводную часть и описание методов исследования в поисках рисунков тройной спирали, чтобы увидеть, как именно расположены в ней ключевые атомы ДНК.
Есть разные типы научных открытий. Больше всего восхищает взявшееся словно бы ниоткуда верное решение проблемы, вдруг открывшееся понимание механизма происходящего, невероятный прорыв, в результате которого все сразу встает на свои места. Но важно бывает и доказать, что вроде бы замечательное открытие ошибочно, что соперник в научном поиске не прав. Модель ДНК Полинга могли объективно оценить лишь несколько человек в мире – не больше, чем пианистов, способных сыграть Третий концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром. Одним из этих немногих был Джеймс Уотсон {947}.
Он почти сразу понял, что в «концерте» Полинга слишком много фальшивых нот и неуклюжих каденций.