– То есть ты хочешь мне сказать, что Себастьян пошел выпить пива с каким-то типом, утверждавшим, что эта книга принадлежит ему?
– Это кажется не слишком логичным, – кивнул Олег. – Существует определенный протокол. Обычно, если кто-то узнает какую-либо из книг, с которыми мы работаем, то мы, чтобы точно знать, что не совершаем ошибку, проводим расследование: нужно убедиться, что этот человек – и правда тот, за кого себя выдает, и что это произведение действительно принадлежало кому-то из его родственников. Мы никогда не вернем экземпляр, если не будем на сто процентов уверены, что отдаем его правильному человеку. Библиотека не заинтересована, чтобы мы оказались втянуты в скандал или чтобы на нее подали в суд какие-нибудь разъяренные наследники. – Он решительно помотал головой, словно не мог в это поверить. – Не может ведь быть такого, чтобы Себастьян встретился с этим типом за спинами у администрации и у собственных коллег.
– Но зачем ему это делать?
– Барбара мне ничего особенно не рассказала, но, судя по всему, он в каком-то смысле подружился с этим мужчиной. Они часто обменивались электронными письмами. Себастьян помог ему найти людей, которые были знакомы с его отцом, и восстановить часть его прошлого.
Вероятность того, что Себастьян Финстервальдер добровольно оказался рядом со своим убийцей, была не так уж мала. Возможно, этот тип выдал себя за того, кем не являлся, чтобы втереться в доверие к главе отдела. Конечно, речь могла идти и о совершенно случайном событии, которое не имело никакого отношения к этому делу.
– А что это была за книга?
– «Фауст» Гете. Издание 1910 года. Судя по всему, Шпильман написал Себастьяну, проявив интерес к книге, в тот самый день, когда мы загрузили ее в базу данных.
– А где сейчас эта книга?
Ответ на этот вопрос был мне известен еще до того, как Олег отрицательно покачал головой, и я все равно не хотела в это верить. Мир ведь не настолько жесток. По крайней мере, не должен таким быть.
– Она исчезла, Грета. Должна была быть у него в кабинете, но полиция ее не нашла. Они подозревают, что Себастьян вынес ее из библиотеки, потому что Шпильман напрямую попросил его принести ее на их встречу.
Если «Фауста» не было ни в библиотеке, ни среди вещей, которые Себастьян имел при себе, когда погиб, то особенных сомнений о местонахождении книги уже не оставалось, что, впрочем, казалось бессмысленным. Уличный грабитель мог убить Себастьяна, например, чтобы отобрать у него бумажник или мобильный телефон, но то, что он еще и забрал у него старую, невзрачную книгу, было полным бредом.
Единственная возможная разгадка этой тайны была настолько нелепой, что мне было сложно воспринимать ее всерьез: «Фауст» и стал мотивом убийства.
Я продолжила размышлять, пытаясь найти в этом хоть какую-то логику. То, что книга стала причиной чьей-то смерти, звучало как абсурд. Мне на ум сразу пришли романы вроде «Клуба Дюма» или «Имени розы», в которых книги лишают людей рассудка и развращают их до такой степени, что те начинают совершать жуткие поступки. За все эти годы я встречала алчных библиофилов, способных почти на все ради своей цели. Я видела, как люди воруют, обманывают, запугивают и даже физически нападают на других, чтобы заполучить ту или иную книгу. А некоторые готовы приобрести второй экземпляр определенного произведения, лишь бы он не достался конкурентам. У кого-то эта неуемная страсть съедает все средства к существованию, которые редко бывают по-настоящему высокими. В большинстве случаев конфликты больше связаны с тщеславием и эмоциональными проблемами людей, а не с реальной ценностью связанных с ними книг.
Но убийство – это другое. Я впервые в жизни задумалась над реальными шансами того, что кто-то мог пойти на такое.
Убить за книгу. Каким же жалким надо для этого быть.
– Мне стоило бы вернуться, – промолвил Олег.
Он произнес это так тихо, словно обращался сам к себе. Это вывело меня из себя, каким бы абсурдным ни было все, что сейчас происходило.
– Не переживай, завтра уже вернемся.
Я не стала добавлять, что не существовало ни одной рациональной причины, по которой мы должны были отменить наше расследование и помчаться в Берлин, чтобы он мог пойти в полицию и оплакать своего друга. Каким бы неуважительным это ни казалось, нам нужно было действовать рационально и продолжать двигаться вперед.
Труп Себастьяна никуда не убежит.
33
Дом престарелых, в котором жила Филипа Диченти, назывался Carpe Diem – весьма загадочное название, если учесть, что люди проводили здесь последние годы своей жизни.
Мы с Олегом шли туда, не проронив ни слова, но скоро стало очевидным, что нам слишком многое нужно друг другу сказать, чтобы продолжать играть в молчанку. Я заметила, как он поправлял очки и несколько раз мотал головой, словно пытался отогнать мысли, донимавшие его с каждым разом все более мучительными сомнениями и колебаниями. В конце концов ему удалось выразить их, задав мне один-единственный вопрос:
– Как ты думаешь, убийство Себастьяна может быть связано с тем, что мы делаем?
Моим первым побуждением было ответить «нет», но тот факт, что это событие совпало по времени с нашим путешествием в поисках Библиотеки Еврейской общины Рима, чересчур бросался в глаза, чтобы его можно было просто так проигнорировать.
– Я так не думаю, Олег.
Как бы я ни старалась притворяться, меня терзали те же сомнения, что и его. Если криминальные романы нас чему-то и научили, то тому, что подобные совпадения случаются очень редко. Нравится нам это или нет, жизнь – сложная штука, как бы мы ни старались ее упростить, чтобы подогнать ее под свой ритм.
Пансионат Carpe Diem располагался в старом невзрачном здании, не имевшем никаких опознавательных знаков, кроме небольшой таблички возле разрисованного граффити входа. Само по себе место было депрессивным, как и район, в котором оно находилось. Он явно знавал лучшие времена. Если бы мне сказали, что это не дом престарелых, а бывшая тюрьма, то я бы нисколько не удивилась.
Бросив взгляд на домофон, Олег решился нажать на одну из кнопок. Практически в то же мгновение в аппарате материализовался мужской голос, такой громкий и грубый, что его, должно быть, было слышно в нескольких улицах от нас.
Библиотекарь сразу же произнес несколько фраз на итальянском. Я различила имя Филипы Диченти, но больше ничего. Человек