Турн не удержал возгласа ужаса. В церкви было много людей – десятки, все жители Фюслина, мужчины, женщины, дети, старики, и у всех глаза были завязаны окровавленными тряпками. Одноглазый протиснулся к человеку в длинной темной одежде, поцеловал ему руку и опустился на колени.
- Это норманны, святой отец, - сказал он. – Они пришли из леса. Норманны, не наемники.
Громкий вздох, полувой, полушелест, пронесся по церкви. Слепые ощупью двинулись к выходу, где продолжали в оцепенении стоять Турн и Рорк, протягивали к ним руки, улыбались, и эта тихая скорбная радость наполнила не знавшие до сего дня страха души норманнов мертвящей жутью.
- Норманны! – всхлипывал священник, которого вел одноглазый. – Мы молили Господа о милости, и он спас нас. Он привел избавителей. Теперь мы не умрем! Возблагодарим же Господа, братья и сестры! Осанна! Осанна!
Слепые тихо опустились на колени и дребезжащими голосами затягивали псалом, и так ужасны были звуки этого пения, что два воина великой отваги и мужества бросились вон из церкви, чтобы прийти в себя, опомниться от увиденного, потому что никогда не видели они ничего более ужасного, чем эти несчастные слепые, поющие хором благодарственную молитву.
Рорк вернулся еще до полуночи с тушей косули на плечах, и уже через час во дворе церкви запахло супом и жареным мясом. Одноглазый помогал стряпать, а слепой священник рассказал, что случилось с его паствой.
- Сначала пришел купец,- говорил священник.- Он брел с севера, и из пустых глазниц его текла красная слизь, замерзая на морозе. Мы привели его сюда, и я попытался помочь ему. У несчастного был бред. Он все время говорил о какой-то девочке, о королеве, о прокаженных – странными и страшными были его слова. Мы оставили его в приделе, и я собрался наутро после службы ехать за лекарем. Тут и появился герцог Гаэрден со своим отрядом. Мы не испугались – ведь Гаэрден наш, гот по крови. Только вот люди его были похожи боле на зверей, нежели на людей. Все низкорослые, грязные, раскосые, в вонючих шкурах, аки вампиры. Это Аргальф привел нечисть богопротивную в наши земли! Гаэрден потребовал с каждого двора по овце, по мешку муки и по серебряной кроне, но где нам было взять требуемое. Я вступил с герцогом в спор, просил не трогать крестьян. А тут один из этих зверообразных воинов увидел Урфриду. Девица она красивая… была красивая, миленькая, чистая, как райская роза. Голова Фермах, ее отец, бросился на выручку, и жена его с ним, дочку, значит, отбивать. Жена головы насильнику в глаза плеснула горячей смолой из мазницы. Вот Гарден и рассвирепел… Вы видели, что стало с нами, с Фермахом, его женой и дочкой. Гаэрден приказал всем смотреть, как.… Потом всем глаза выкололи, пощадили только одноглазого Модриха. Гаэрден, смеясь, оставил нам его в поводыри. А мне за мое заступничество.… Прости им всем Господь! Прости им всем Господь!
- Отец Бодрих, сам слепой, врачевал нас, как мог, - добавил подоспевший с чашкой бульона Модрих. – Меня послал за едой, только эти свиньи все выгребли подчистую. За три дня шестнадцать человек у нас умерли от горячки, я их тела сволок в яму за храмом и там снегом присыпал. А тех с перекладины снять не смог. Сил не было.
- Господь прислал вас нам на спасение, - добавил священник. – Мы уже только просили Господа уменьшить наши мучения. Теперь мы не умрем. Вы спасли нас.
Турн разливал горячий суп, Модрих с Рорком кормили самых слабых с ложки. Слепые ели с жадностью, с кровавыми слезами. Турнкачал головой – очевидно, что немногие из этих бедолаг смогут выжить без нужных снадобий. А здесь даже хлеба с паутиной нет.
Одноглазый Модрих отвел Турна к раненому купцу – тот лежал особняком от остальных в домике священника. К удивлению Турна раненый заговорил с ним на чистейшем норманнском языке.
- Ты знаешь наш язык? – изумился Турн.
- И еще четыре, добрый человек. Как твое имя?
- Турн, сын Шонахана. Я ирландец, но служу в норманнском войске, у достославного Браги Ульвассона. Со мной его сыновец Рорк Рутергерссон, многие другие славные ярлы, которые пришли освободить эту землю.
- С вами большой отряд?
- В Фюслин мы пришли вдвоем.
- Как жаль!
- О чем ты, друг?
- Я надеялся, что вас много. Было бы вас хотя бы десятка два…
- А тебе какое до этого дело?
- Не сердись. Я должен довериться тебе, потому что иного выхода у меня нет. Только обещай мне… - раненый тяжело вздохнул, - обещай мне, что выслушаешь меня до конца… и не убьешь, пока я не закончу свой рассказ.
- Странная просьба. Хорошо, я обещаю тебе.
- За своего друга тоже пообещай.
- Обещаю. Ну же, говори.
- Нет, постой, я должен просить тебя еще об одном. Поклянись своими богами… жизнью своей, что выполнишь все, о чем я попрошу. Выполнишь – и не предашь.
- Ты, приятель, потерял глаза, но можешь потерять и голову! – в нешуточном гневе заорал Турн. – За такие слова…
- Прости меня, - слепой протянул к Турну руки, и такие боль и отчаяние были в этом жесте, что гнев ирландца мгновенно стих. -Я говорю это не потому, что не доверяю. Я … я сам предал!
- Ты?
- Выслушай меня, воин, не перебивай. Я всего лишь монах, никакой не купец. Святой Адмонт, настоятель монастыря в Луэндалле послал меня предупредить королеву Ингеборг о вашем прибытии в Готеланд. Я пробрался в убежище королевы и доставил грамоту от Адмонта. Мы отправились в путь, но в первую же ночь на нас напали ансгримцы, все семеро. Они схватили королеву, убили ее охрану, а меня… меня пытали, - слепой затрясся от рыданий. – Ансгримец в красном облачении вырезал мне мизерикордией левый глаз. Боль была нестерпимая. Он спросил меня, что я знаю, и я сказал… чтобы больше