Она спускается со сцены и обнимает своих родителей, а в зале тем временем воцаряется хаос. Кто-то снова начинает рыться в корзинах и на полках, но основная масса сразу же устремляется к прилавку. Мы распродаем все пластинки из первой коробки за считаные минуты.
– Джуд?
Я резко оборачиваюсь, чуть не уронив с прилавка фигурку Джими Хендрикса, которую кто-то хочет купить.
– Ари. – У меня внезапно перехватывает дыхание. – Ты пела так…
Я не успеваю договорить, как она обвивает меня руками, прижимается щекой к моей груди. От цитрусово-цветочного аромата ее шампуня у меня в мозгах происходит короткое замыкание.
– Спасибо тебе, – говорит она. – Пластинки. Они потрясающие. Не могу поверить, что ты сделал это для меня. Я имею в виду, и для магазина тоже. Конечно.
Она отстраняется, не отпуская моих рук, безвольно свисающих по бокам. Ее улыбка. Ее глаза. То, как она смотрит на меня.
– Это все. – Она посмеивается, как будто нервничает. – Я просто хотела поблагодарить тебя. Ты не представляешь, как много это для меня значит.
– Д-да. Нет проблем.
Ари отступает назад, и я борюсь с желанием схватить ее. Притянуть к себе. Запустить руку ей в волосы. Сказать ей…
– Джуд! Ух ты, что у вас тут творится!
Я напрягаюсь. Мы с Ари оборачиваемся и видим, что пришли Квинт и Эзра. Квинт с радостью сменяет Люси в роли фотографа, и теперь, когда ее профессиональный долг выполнен, она, не теряя времени, хватает с подноса последнее печенье.
–Ладно,– говорит Ари, приплясывая на месте.– Наверное, Прю хочет, чтобы я подписывала пластинки, которые все покупают? Как ни странно.
–Тяжело быть знаменитой,– замечаю я, и она, смеясь, направляется к маленькому столику для раздачи автографов, который предусмотрительно установила Прю. Мой взгляд мечется между Ари и Эзрой; внутри все сжимается, и я гадаю, как они поприветствуют друг друга – объятиями или… о нет, только не поцелуем. Но Эзра лишь подмигивает и кокетливо поводит пальцем, прежде чем толпа окружает Ари, отделяя ее от всех нас.
Вторая коробка с пластинками тоже пустеет, и Прю заблаговременно откладывает несколько альбомов для Ари, ее семьи и, конечно же, для нас. Тогда моему отцу приходит в голову идея поставить пластинку на проигрыватель, чтобы мы могли послушать ее все вместе.
–Боевое крещение,– объявляет он, опуская иглу.– Думаю, теперь мы можем официально считать его моим новым счастливым альбомом.
Я знаю, что он говорит это без всякой задней мысли, но напоминание об утраченном «Городе Лондоне» заставляет меня съежиться от чувства вины.
Я не поспеваю взглядом за Ари – она подписывает пластинки так же быстро, как люди их раскупают. Из динамиков начинает звучать ее голос, первый куплет «Морского стекла», одной из ее ранних песен, которая мне всегда очень нравилась.
– Это так сюрреалистично, – громко произносит Ари; в ее голосе слышна смесь изумления и радости.
И это здорово. Люди в восторге от Ари, в восторге от «Венчерс Винил», и мой отец улыбается так широко, как не улыбался никогда в жизни. Совершенно незнакомые люди подходят к семье Ари, выражают свое восхищение и уверенность, что родители наверняка гордятся дочерью. Ари сияет от всеобщего внимания. Так что мой сюрприз удался на славу. Это правда. Не знаю, выразил ли он то, что я пытался в него вложить, но это неважно. Я помог магазину и осуществил хотя бы одну мечту Ари, и на данный момент этого достаточно.
И вдруг…
Вдруг.
– О-о-о, – протягивает женщина, которая как раз открыла кошелек, чтобы оплатить альбом Ари и еще несколько пластинок.
Секунду спустя я слышу то же самое, что и она.
Я цепенею.
Нет.
В записи сбой. Ангельский голос Ари зависает, повторяя одну и ту же строчку снова и снова, снова и снова…
Но… пластинка совершенно новая.
Папа останавливает проигрыватель.
– Какая досада, – сетует он, разглядывая темные бороздки. Он смахивает с пластинки пыль специальной щеточкой, а затем снова запускает проигрыватель.
Дефект никуда не делся.
Этого не может быть.
– Я уверен, это чистая случайность. – Папа снимает пластинку с проигрывателя и достает из коробки другую. – Иногда так случается в процессе производства.
Он снова опускает иглу, но я знаю, знаю, что это не случайность. Я чувствую это всем своим существом.
Запись снова обрывается, причем на том же самом месте, и это подтверждает мои догадки.
При виде коробки с непроданными пластинками у меня к горлу поднимается желчь. Люди в очереди непонимающе хмурятся. Некоторые из тех, кто уже сделал покупки, сжимают в руках чеки и переглядываются, словно не знают, что делать.
Я думал, что осуществил мечту Ари, но я ошибся. Пластинки с браком. Все до одной.
Я зажмуриваюсь и чувствую, как сжимается сердце. Зачем я вообще в это ввязался?
На душе паршиво.
Ужасно.
Неудачник.
– Джуд?
Я вздрагиваю и поднимаю взгляд. Ари смотрит на меня, положив руку на полупустую коробку.
–Прости. Должно быть, что-то пошло не так. Я могу…– Я с трудом сглатываю.– Могу связаться с компанией. Выяснить, можно ли перепечатать, или… не знаю. Но эти…– Мой голос срывается, гулкий и влажный, и, черт возьми, я не собираюсь плакать. Дело вовсе не в пластинках. Дело в мечтах Ари и моей последней попытке показать этому проклятию, что я не позволю ему управлять моей жизнью. Вот только я не могу произнести этого вслух. Никто бы не понял. – Они бракованные. Прости, Ари.
– Ты не виноват. Джуд… это все равно самый приятный подарок, который мне когда-либо делали.
Мне удается улыбнуться, но улыбка получается мимолетной и слабой, и я готов отдать все что угодно за заклинание невидимости.
– Что ж… досадная ситуация. – Папа обращается к толпе. – К сожалению, похоже, полученные нами пластинки бракованные. – Он выглядит ошеломленным и смотрит на меня. Не то чтобы он разочарован. Но обеспокоен. Он вздыхает и вымученно улыбается. – Мы, конечно, вернем деньги всем, кто захочет сдать пластинки.
Раздается недовольное ворчание. Люди, стоявшие в очереди, расходятся.
Папа хлопает меня по спине и тихо говорит:
– Это была действительно хорошая идея, Джуд.
Затем он возвращается к проигрывателю и снимает пластинку Ари.
Я до боли