В какой-то момент ученый решился поговорить с драконом откровенно. Это был холодный вечер, и они сидели в библиотеке своего особняка. Павел, облокотившись на резное кресло, закрыл глаза и привычно представил глаза дракона, сверкающие в тусклом свете свечей.
– Я устал, друг, – сказал он тихим голосом, в котором чувствовалась глубокая боль. – Я хочу покинуть все эти грешные миры. Я не вижу в них больше ни радости, ни смысла. Всё, что я вижу, – это руины былой мечты.
Немигающие глаза дракона слегка изменили свою структуру и цвет. В них засветилось понимание и что-то еще, что Павел не мог уловить, что-то скрытное и мощное, что копилось внутри.
«Это невозможно, Павел, – ответил дракон, голос в голове прозвучал, словно грохот далекого грома. – Наши жизни связаны, мы едины. Но у меня есть выход. Я могу погрузить твой разум в подобие вечного сна. Твое сознание уснет, и ты не будешь больше чувствовать эту боль. Не станешь переживать и мучиться понапрасну. Ты избавишься от моральных проблем, но наше тело продолжит существовать, а я буду о нём заботиться».
Павел задумался. В разуме ученого тут же начали просчитываться варианты всех плюсов и минусов подобного существования. Погружение в стазис означало конец страданий, свободу от всех проблем и забот. Больше не будет ощущения одиночества и переживаний бесконечных утрат среди смертных друзей и хороших знакомых. Он бы обрел вечный покой, свободный от всего. С другой стороны, это означало отказ от контроля над будущей жизнью их общего тела, от свободы принимать решения, от возможности когда-нибудь вновь найти что-то, что могло бы зажечь искру в его сердце. Словно добровольное самоотречение, отрешение от всего, что когда-то было для него важным.
Дракон терпеливо ждал, чувствуя, как внутри Павла бушуют сомнения. В этот момент он увидел очередную разницу между ними. Для Павла все решения, связанные с совестью и моралью, всегда представляли собой тяжёлый выбор. Для дракона же это был оптимальный вариант – средство освободить носителя от страданий и самому обрести долгожданную свободу. Он понимал, что Павел до сих пор слишком человечен. Его разум всё еще цеплялся за прошлое, за боль, за горькие воспоминания, которых можно было бы легко избежать, просто забыв. Бессмертие, которое казалось дракону благословением, для Павла стало проклятием, и именно это противоречие делало их такими разными.
– Хорошо, – сказал Павел тихо, окончательно осознав свою беспомощность перед течением времени, – я готов.
Во взгляде дракона Павел увидел что-то похожее на удовлетворение, словно этот момент был предначертан, и тот лишь ждал, когда же Павел сделает выбор. Процесс начался немедленно. В ушах раздался убаюкивающий, размеренный гул вибраций. Ученый почувствовал, как его сознание отдаляется от реальности, как будто он медленно уходил в глубину Черной Дыры. Сначала появилось ощущение легкости, словно тяжесть, которая долгие годы давила, начала исчезать. Всё вокруг стало размываться, становясь нереальным, несущественным. Перед глазами замелькали образы – облик жены Екатерины, которая улыбалась ему с той теплотой, которую он так давно не ощущал. Затем он увидел своих детей: маленького Леонида, бегущего по зеленому полю; и Елизавету, которая смеялась и махала ему на руках Кати. Он увидел лицо своей матери, ее глаза, полные доброты и печали. Эти образы были последним, что он осознал, прежде чем небытие окончательно затянуло. Он погружался в абсолютное ничто – тишину, в которой не существовало проблем, переживаний, боли. Туда, где не было ничего, кроме умиротворения.
Дракон, довольный успехом, наблюдал, как разум Павла постепенно стихает, и, наконец, он остался единственным хозяином этого тела. Он расправил плечи, словно сбросил незримые цепи, и почувствовал, что теперь ничто не связывает его – никакие моральные и этические нормы Павла больше не встанут у него на пути. Дракон был свободен. Ощущение этого пробежало по венам свежим ветром, наполняющим его силы новой энергией.
Маг поднялся и подошел к большому зеркалу, стоявшему у стены комнаты. Он посмотрел на отражение – человеческое лицо, чуждое его истинной природе. Взгляд дракона был полон сожаления – он знал, что в этом теле он никогда не сможет принять свой истинный облик, величественный и могучий. Это тело было клеткой, пусть и сильной, но всё же ограниченной. Глаза при этом загорелись решимостью. Дракон знал, что найдет способ это исправить. Обязательно.
Он развернулся и медленно вышел из библиотеки, проходя по темным коридорам особняка. Его шаги были уверенными, а в голове зарождался план. Ему нужно продолжать поиски тех, в ком еще оставались хоть крупицы электромагии. Существа, способного к обороту, тело которого он сможет занять, пока Сердце академии окончательно не лишится источника жизненных сил. Тело, которое станет достойным носителем его истинной мощи. Тело, в котором он сможет по-настоящему возродиться. Эти поиски давали направление, словно свет маяка из далекого будущего. У него теперь была цель, и эта цель давала ему ощущение силы, которую никто не сможет сломить.
Он улыбнулся своему отражению, в глазах промелькнула яркая вспышка электроразряда. В этой улыбке было предвкушение будущего – ведь его новая бесконечная жизнь еще даже не началась, и впереди ждали невероятные возможности, которые он намеревался использовать до конца. Не важно, сколько душ придется принести в жертву для этого.
***
Первая ночь мартовского полнолуния окутала поляну предков серой завесой тумана, сквозь который едва пробивался мерцающий свет звезд. Элррик стоял, тяжело дыша, у границы деревьев, чьи узловатые ветви, казалось, перешептывались о содеянном. Ветви скрипели, словно старые кости, и ветер проносился через лес зловещим шелестом, который усиливал чувство тревоги. На молодой траве перед ним расползалась темная кровь, впитываясь в землю. Жертвоприношение завершено. Второй из шести оборотней, которых он должен был принести в жертву, умер с мукой в безмолвии.