Дамиан покосился на Веспериса, но ничего не сказал. Он рассказал не всё. Кроме этого, он прятал руки за спиной и старался ни к чему не прикасаться. Его ладони всё ещё были испачканы чёрной жидкостью.
— Её рвало кровью? — уточнил доктор Ллойд, не поднимая взгляда от Мары.
— Да, — подтвердил Дамиан.
Доктор нахмурился, быстро ощупывая её живот.
— Что это было за пирожное? Вы знаете, откуда оно?
Весперис качнул головой.
— Первокурсник не сказал, кто его передал, — произнёс он всё так же спокойно.
Доктор Ллойд выпрямился и потёр переносицу.
— Подождите снаружи, — велел он.
Они послушно покинули палату и вернулись в кабинет. Дамиан плотно закрыл за собой дверь.
Весперис покрутил головой, сканируя комнату. Он сделал несколько шагов к шкафу в углу, остановился и повернул лицо к Дамиану.
— Подай мне какую-нибудь пробирку, — сказал он тихо, кивая на стеклянный шкаф.
Дамиан, нахмурившись, открыл дверцу и нашёл небольшой футляр с пустыми пробирками. Он вытащил одну, внимательно оглядел её и передал Весперису.
— Зачем она тебе? — спросил он, наблюдая за ним.
Весперис не ответил. Взяв пробирку в одну руку, другой он заставил чёрную жидкость со своих ладоней собираться в мелкие капли, которые затем послушно стекали в ёмкость.
— Ты собираешься показать это доктору? — спросил Дамиан шёпотом.
— Нет, — Весперис покачал головой.
Дамиан нахмурился ещё сильнее.
— Почему? Он мог бы определить, что это за яд.
— Если я покажу ему это, — ещё больше понизив голос ответил Весперис, — он сразу поймёт, каким образом я достал его из её тела.
Дамиан несколько секунд молчал, а потом, наконец, начал понимать. Он прищурился, его голос стал настойчивее:
— Каким образом?
Весперис молчал, сосредоточенно закрывая пробирку пробкой. Его движения были точными, но немного напряжёнными. Он сунул пробирку в карман брюк.
— Весперис, — произнёс Дамиан уже громче. — Каким образом?
И тут Дамиан понял. Понял всё. Его глаза широко раскрылись, а грудь сдавило глухое, едва сдерживаемое возмущение.
— Это магия крови, — выдавил он. — Ты… ты использовал магию крови.
Весперис, наконец, повернулся к нему. Его лицо оставалось невозмутимым, как всегда, но в глазах блеснуло нечто похожее на упрямство. Он молчал, но ему и не нужно было говорить. Ответ был очевиден.
— Почему ты не сказал? — зашипел Дамиан, шагнув ближе. — Ты отделил яд от крови. Ты всё это время знал, что магия крови может исцелять? Почему ты никогда не говорил? Почему скрывал это?
— Потому что это не имеет значения, — резко ответил Весперис.
Дамиан замер, его глаза сузились.
— Ты спас её. Ты исцелил её. И ты хочешь сказать, что это не имеет значения? — Он с трудом удерживал голос на уровне шёпота. — Это имеет значение, чёрт возьми, Весперис! Ты даже не представляешь, насколько!
Весперис уже собирался ответить, но дверь палаты открылась. Появившийся в проёме доктор Ллойд снял очки, вытер их краем халата и обвёл взглядом ребят.
— Она стабильна, — сказал он, возвращая очки на место. — Пульс ровный, дыхание глубокое. Пока без сознания. Что бы ни стало причиной — должно быть оно вышло с рвотой и не успело нанести значительного вреда организму. Через пару дней она будет в порядке.
У Дамиана подкосились ноги. Он упёрся руками в колени, чтобы не упасть, и закрыл глаза, позволяя словам доктора улечься в сознании.
— Теперь вы оба можете идти спать, — добавил Ллойд, жестом указывая на дверь.
— Нет, — хором ответили оба.
Ллойд тяжело вздохнул, потёр переносицу и на мгновение закрыл глаза, будто молился о терпении.
— Вы упрямые, как два осла, — пробормотал он, качая головой. — Ладно, оставайтесь. Но это только в первый и последний раз, понятно? Я не привык превращать свою палату в ночлежку.
Дамиан кивнул, но, похоже, едва его слышал. Он уже шагнул ближе к двери, готовясь ворваться к Маре.
Ллойд поджал губы и поднял руку, чтобы остановить их.
— Если вы хотите остаться, то один из вас должен сходить за директором и профессором Прайсом, — сказал он строгим тоном. — Если что-то из продуктов испорчено или отравлено, мы обязаны предпринять меры, чтобы никто больше не пострадал.
Дамиан замер. Сначала он посмотрел на доктора, потом на дверь палаты, потом на Веспериса. Весперис же, поняв, что его друг сейчас не в состоянии внятно излагать свои мысли перед директором, коротко кивнул.
— Я пойду, — сказал он спокойно. — Ты оставайся с ней.
Дамиан с благодарностью выдохнул.
Дверь за Весперисом закрылась, доктор вернулся за стол, а Дамиан, наконец, вошёл в палату. Ему нужно было пространство, тишина, чтобы разобраться в том, что только что произошло. И, главное, чтобы быть рядом с Марой. Его взгляд пробежался по комнате. Давненько он тут не был. С тех пор, как несколько лет назад на дуэли его соперник слегка переборщил с молниями. В палате было шесть кроватей, над которыми висели карнизы со шторкой. Сейчас все кровати пустовали, кроме одной.
Дамиан подтянул стул к кровати Мары, сел рядом и замер на мгновение. Она казалась такой маленькой и хрупкой, лежа на белоснежных простынях. Её лицо больше не было того жуткого цвета. Хотя она всё ещё оставалась бледной, но уже не выглядела мёртвой. Казалось, что она просто спит. Её ресницы чуть подрагивали, тонкая линия карандаша для глаз слегка размазалась по векам.
Дамиан глубоко вздохнул, но это не принесло облегчения. Его грудь всё ещё была стянута невидимыми металлическими обручами. Снова и снова перед его глазами вставал тот ужасный момент: её тело, обмякшее у него на руках, её бледные губы, её кровь на полу.
"Какого чёрта ты делаешь со мной, Сейр?" — хотел бы он сказать. Но вместо этого он медленно склонился и положил голову на её плечо. Её грудь поднималась и опускалась почти незаметно, дыхание касалось его волос. Она была тёплой, и он ощутил едва различимый запах свежего пота — запах её жизни, который сейчас показался ему самым приятным ароматом на свете. Дамиан с трудом удержался от того, что бы не зарыться носом в её подмышку.
"Я бы с этим не справился", — промелькнуло в его голове, пока он устраивался удобнее. Она ведь просто девчонка, у которой по чистой случайности такая же доминанта, разве нет? Просто Мара. Упрямая, слегка заносчивая, иногда раздражающе умная, а иногда невероятно глупая. Просто его друг. Но почему тогда при одной мысли, что её могло больше не быть, ему становилось так больно