-- Избавьте меня от повторения этой гадости, ваше сиятельство! – резко ответил барон. – Я не так молод, чтобы…
Я вообще перестала понимать, о чем идет речь. Что произошло между этими двумя?! Что за история, из которой барон сделал вывод, что я должна покинуть его дом?! В чем я провинилась-то? Между тем граф только
равнодушно пожал плечами и обратился ко мне:
-- Баронетта, позовите служанку и уложите с ней все свои вещи. Я сам отвезу вас. Кстати, если хотите, служанку можете забрать с собой.
-- Как: с собой? А кто будет готовить господину барону? Кто будет… -- поразилась я. В мыслях у меня был полный ералаш. Конечно, они не умрут с голоду: возможно, Розалинда даже сварит кашу сама, но… Они оба довольно беспомощны в быту. Свекор не сможет мыться и стирать, он не сможет сам наколоть дров. Хотя с ними останется Ханс, но все же…
-- Не беспокойтесь, – перебил меня граф. -- Я сегодня же пришлю людей, которые присмотрят за господином фон Брандтом, – он смотрел на меня внимательно, как бы пытаясь что-то выяснить для себя.
-- Людей? Сюда, в дом? – тупо переспросила я. – Крестьян? Но ведь они не будут знать, где и что лежит, как готовить и…
-- Клэр, -- поморщился граф, – не говори глупостей. Я пришлю управляющего и расторопную служанку, которые наладят быт. Займись своими делами и не волнуйся.
Я растерялась и разозлилась одновременно. Это было так похоже на мою свадьбу. Никого не интересовало, что я думаю и чего хочу сама. Я посмотрела на барона, как на последнюю надежду. Но он все так же сидел, повернувшись ко мне в профиль: он даже не видел меня. Точнее, не хотел видеть. Выходя, я от души хлопнула дверью. Увы, это была единственная возможность хоть как-то выразить свое возмущение.
***
Нина суетливо паковала сундук, без конца задавая вопросы:
-- Ой, беда-то экая! Так и как же теперя, госпожа?
-- Не знаю, Нина.
-- А кто, например, ужин нынче готовить будет? Я-то, может, и сварю похлебку, но станут ли господа кушать этакое?
-- Не знаю… Кто-нибудь…
-- А с украшениями теперя как же? Остатние-то раскупят, конечно, а ведь и заказов уже много. А ежли вы уедете, то кто делать станет? Ой, горе-беда…
-- Хватит! Замолчи! – рявкнула я, бросая на пол стопку рубашек.
У меня тряслись руки, слезы невольно набегали на глаза. Даже то тихое и хрупкое благополучие, что я выстроила, пусть и на время, в доме барона, рушилось с неимоверной скоростью. Я тонула в этом мире, как в грязном болоте, и не видела перед собой даже ветки, за которую могла бы зацепиться. Кинулась лицом в подушку и зарыдала, больше не сдерживая себя…
Нина топталась рядом, поглаживая плечо и растерянно бормоча с сочувствием:
-- Ай, госпожа… Миленькая-родненькая, да не убивайтесь вы этак-то! Да чтоб энтим мужикам пропасть пропадом! Не рвите душу-то себе, госпожа! Не рвите! Может, оно еще и ничего… Может, еще и сложится у вас с энтим графом-то… Он и собой вон видный какой! – Отстань!
Отревелась, села, свесив ноги с кровати. Вытерла слезы прямо рукавом и спросила:
-- Ты поедешь со мной? Мне нужна горничная, да и просто… -- добавлять, что вдвоем не так страшно, я не стала.
Нина испуганно вытаращила глаза и отдернула руку, которой поддерживала меня за плечо.
-- Так ить, госпожа, я же подневольная. Конечно, как прикажете, так и оно сбудется. Как господин барон прикажет, – тут же уточнила она. – Ежли велите, я схожу да и спрошу у них…
Я смотрела на её бегающий взгляд и понимала: не помощница. Она боится что-то менять, переезд страшит ее.
Заставить, конечно, можно… Только зачем? Неприятно, но осуждать селянку я не возьмусь.
-- Бог с тобой, Нина. Не нужно ходить к барону. Останешься здесь.
-- Ой, спасибочки, госпожа! Ой, дай вам господь счастья-благополучия всяческого! – горничная заметно оживилась и, повинуясь моему жесту, вернулась к укладке сундука.
Уже некоторое время я слышала на лестнице какие-то странные шуршащие звуки, но, занятая собой, не обратила на них внимания. А зря. Дверь без стука распахнулась и на пороге появилась запыхавшаяся госпожа Розалинда. С ума сойти! Это же она сама, без помощи на второй этаж забралась! Баронесса доковыляла до стула, уселась и, тяжело дыша, скомандовала Нине:
-- Ступай отсюда!
Служанка покосилась на меня, но спорить не осмелилась и тихонько скользнула за дверь, торопливо застучав башмаками по лестнице.
-- Вещички собираешь?
-- Собираю, – спорить с очевидным было глупо.
-- Граф-то поиграет, натешится да и выкинет тебя. А ведь Рудольф по осени вернется, назад не примет!
Я молча пожала плечами, сворачивая чулки в клубок и укладывая в угол сундука. К мужу я не вернусь при любом раскладе. Странно, что Розалинда этого не понимает. И вообще, зачем она заявилась? Мое молчание ей не понравилось. Она даже с каким-то изумлением заговорила:
-- Другая бы на твоем месте помощи у меня просила, в ногах бы валялась! Это ведь только мать может сыну своему сердце смягчить и уговорить, чтобы впустил блудницу в дом. Другая бы на твоем месте у графа что выпросит, все бы потихоньку свекрови отправляла. Мол, для семьи стараюсь, не просто так по чужим койкам паскудничаю! Потом и оправдаться перед мужем легче будет. Неужто у тебя совсем ума-то нет?! Пришла бы ко мне да покаялась. Да посоветовалась бы, как лучше с графом-то поладить, да что говорить, да что просить… А эта… Не невестка, а позорище!
Я молчала. И баронесса начала действительно заводится от своих собственных мыслей и речей:
-- Как теперь соседям в глаза смотреть?! Это ведь смеяться станут, да за спиной всякое говорить. А от тебя ни почтения, ни прибытку… Тьфу! – она действительно сплюнула на пол. -- Экое позорище! Сын женился на шлюхе!
-- Баронесса, мне бы не хотелось, чтобы мою экономку оскорбляли, – голос графа был совершенно спокоен. А вот мы со свекровью вздрогнули от неожиданности. Он вошел в комнату так тихо, что ни она, ни я не заметили.
Свекровь побагровела то ли от злости, то ли от испуга и, неуклюже встав, двинулась к выходу. Однако граф даже не подумал посторониться и уступить дорогу. Глядя на нее сверху вниз, он отчетливо произнес:
-- Если я услышу хоть что-то подобное еще раз,