Он так и стоял на коленях, не осмеливаясь пошевелиться или хотя бы моргнуть.
По бледным щекам беззвучно стекли две слезы.
Ло Бинхэ впервые заплакал с тех самых пор, как собственными руками похоронил свою приёмную мать, – и в последний раз за всё время пребывания на хребте Цанцюн.
С этого дня, сколь бы несправедливым обидам его ни подвергали, какие бы способы отыграться на нём ни изобретал его наставник, Ло Бинхэ никогда не позволял себе столь постыдной слабости, как сегодня.
Шэнь Цинцю опустился перед ним на корточки, но его рукава прошли сквозь тело Ло Бинхэ – он не мог коснуться его, не мог обнять, не мог даже стереть ползущие по щекам слезинки. Его сердце изнемогало от боли за ученика – эта невыносимая мука была страшнее смерти.
Прекрасно сознавая, что Ло Бинхэ не может его слышать, он всё-таки произнёс:
– Ну же, не плачь!
Уставясь на собственные колени, Ло Бинхэ медленно сжал кулаки. Слёзы лились всё неудержимее, капая на подол.
Шэнь Цинцю вновь тщетно попытался вытереть его щёки, утешая:
– Не плачь, учитель больше никогда тебя не обидит!
Разжав пальцы, Ло Бинхэ вытер глаза, затем бережно поднял чашку и отставил её в сторону. Стиснув в ладони нефритовую подвеску, он выпрямился и принял надлежащую позу.
Шэнь Цинцю отлично знал, что он сейчас чувствует.
Должно быть, он раздумывает, какое правило невольно нарушил по незнанию, тем самым вызвав гнев учителя, который решил преподать ему урок: ведь стоять на коленях по воле наставника – святая обязанность ученика.
Глядя на него, Шэнь Цинцю не смог удержаться от того, чтобы опуститься на колени перед ним.
Потянувшись к нему, он заключил хрупкую фигурку своего ученика в нематериальное объятие.
После этого он закрыл глаза, отсекая приглушённый дневной свет, чтобы, открыв их, узреть ослепительно-белый балдахин над кроватью с кисточками по углам.
Порядком озадаченный столь резкой сменой обстановки, Шэнь Цинцю не решался шевельнуться, пока сбоку не раздался голос Юэ Цинъюаня:
– Очнулся?
Несколько раз моргнув, Шэнь Цинцю прохрипел, напрягая пересохшее горло:
– Глава школы.
Смерив его долгим взглядом, сидящий у постели Юэ Цинъюань произнёс:
– Ты всё время звал Ло Бинхэ.
– …Гм, – только и нашёлся что сказать Шэнь Цинцю.
– Звал и плакал.
Шэнь Цинцю тотчас провёл ладонью по лицу – и точно, помимо плёнки холодного пота, там определённо имелись следы иной жидкости. Как видно, плач – весьма заразительная штука.
– …Шисюн, я могу всё объяснить, – нерешительно начал он.
И как, спрашивается, он собрался это объяснять? Какое объяснение того, что глава пика во сне рыдает и зовёт своего ученика по имени, прозвучит достаточно убедительно?!
Видя, что он не в состоянии подобрать подходящие слова, Юэ Цинъюань вздохнул:
– Не будем об этом. Я рад, что ты очнулся, не нужно ничего объяснять.
Шэнь Цинцю приподнялся, всё ещё не в силах совладать с охватившим его чувством неловкости, и внезапно испытал ощущение дежавю: когда он впервые проснулся в этом мире, Юэ Цинъюань вот так же сидел у его ложа, словно недреманный страж.
– Ты проспал пять дней, – всматриваясь в его лицо, поведал глава школы. – Ещё хочешь спать?
Целых пять дней! При этих словах Шэнь Цинцю едва не свалился с кровати.
Система тотчас «порадовала» его сообщением:
【Статус заполнения сюжетных дыр в арке «Шэнь Цзю» – 70 %.】
«Всего-то семьдесят? Ну ладно, десять, судя по всему, не подлежат восстановлению из-за неполноты воспоминаний, вызванной повреждениями, но где тогда, спрашивается, остальные двадцать? Куда ты их дела, а?»
Однако у него не было времени на раздумья над подобными вопросами; вцепившись в Юэ Цинъюаня, он воскликнул:
– Глава школы, первый день снегопада на реке Ло!
Понимая, что в столь взбудораженном состоянии он едва ли сможет произнести хоть что-то мало-мальски связное, он заставил себя успокоиться и, приняв обычный невозмутимый и серьёзный вид, продолжил более обстоятельно:
– Я хотел сказать… Велика вероятность, что в это самое время и в этом самом месте Тяньлан-цзюнь использует меч Синьмо, чтобы открыть проход между мирами демонов и людей, а затем слить их воедино.
– Откуда тебе это известно? – удивился Юэ Цинъюань.
Тут Шэнь Цинцю понял, что вновь загнал себя в угол: не мог же он открыть, что прочитал об этом в оригинальном романе? В итоге он решил прибегнуть к полуправде:
– Я провёл некоторое время в плену у Тяньлан-цзюня.
– Он сам тебе это сказал? – недоверчиво переспросил Юэ Цинъюань.
Сколько Шэнь Цинцю ни ломал голову над объяснением, он так и не придумал ничего путного. В конце концов он скрепя сердце произнёс:
– Прошу главу школы покамест просто поверить мне на слово, ведь это крайне важно.
Некоторое время Юэ Цинъюань молча созерцал его внимательным взглядом, затем ненадолго прикрыл глаза.
– Прежде всего отдохни, – наконец произнёс он, поднимаясь с места с привычной тёплой улыбкой. – Это дело вполне можно препоручить нашим соученикам.
«Отдохни? Это что, опять спать? Да я пять грёбаных дней проспал!» – возмутился про себя Шэнь Цинцю.
Достигший стадии «золота и киновари» совершенствующийся, который битые пять дней дрых без задних ног, – такое воистину прокатило бы разве что в «Пути гордого бессмертного демона»! Попробуй кто другой провернуть эдакий финт на Чжундяне – и его затроллят так, что мать родная не узнает!
Стоило Юэ Цинъюаню выйти, как Шэнь Цинцю скатился с постели, судорожно осматриваясь. Этим-то моментом и воспользовался ещё один бесцеремонный посетитель, который, подкравшись со спины, прикрыл ему глаза ладонями.
Шэнь Цинцю машинально двинул ему локтем под рёбра, выкрикнув:
– Это ещё кто?!
Хотя мог бы и не спрашивать – кто ещё до такой степени прётся от глупых шуточек? Его локоть тотчас угодил в тиски, а совсем рядом с ухом послышался знакомый вкрадчивый шёпот:
– Почему бы учителю не угадать?
«Чего уж тут гадать после того, как ты открыл рот, назвав меня учителем?» – закатил глаза Шэнь Цинцю. Стоящий за спиной тайный посетитель внезапно схватил его и вместе с ним повалился на бамбуковую лежанку, жалобно скрипнувшую под их весом. Тогда-то «таинственный незнакомец» наконец-то отнял руку от глаз Шэнь Цинцю – само собой, им оказался Ло Бинхэ.
На сей раз его ладонь прикрыла рот пленённого им мужчины.
– Учитель, не моргайте – от этого ваши длинные ресницы щекочут мою ладонь.
«Кто бы говорил про длинные ресницы