– Шестьдесят лет назад, – машинально уточнила Лена.
– Да, даты не бьются, – согласился Дорошин. – Но почему-то ваш свекор написал на листке ваше имя с вопросительным знаком. И еще, закончите ваш рассказ. Как же портрет Лизы оказался в арт-салоне, где мы его купили?
– Наверное, тетя Лара его туда сдала. У моего деда двое детей – моя мама и ее младшая сестра, Лариса. После смерти деда его квартира по завещанию досталась мне. Мы с Гришей сейчас в ней живем. Дед умер три года назад. Моей маме он оставил свою библиотеку, а тете Ларе – эту картину. Она ужасно сердилась, что квартира моя. Устроила безобразную сцену прямо на поминках. Я убежала из дома, шла по улице, плакала и встретила Гришу. Так мы с ним и познакомились. А тетя Лара разорвала любое общение и с мамой, и со мной, так обиделась. Мы все эти годы не поддерживали связь. А картину она, видимо, решила продать, вот и сдала в салон.
– Продешевила ваша тетя, – мрачно сказал Дорошин. – Продала ее за копейки. Оно и понятно. Сигнатуры нет. Никто не потрудился провести экспертизу, которая доказала бы авторство Никанорова.
– Я не претендую ни на картину, ни на деньги за нее. – Павла прижала руки к груди. – Это тетино наследство, и если она решила продать портрет, хотя не могла не знать, что деду он был очень дорог как память об Ульяне, то это ее право. Вы приобрели ее законным путем, так что теперь она ваша. Я просто удивилась, увидев ее, вот и все.
– Павлушка, ты где? – послышался с лестницы голос Гриши.
– Я пойду? – спросила молодая женщина Дорошина. – Вы больше меня ни в чем не подозреваете?
– Я подумаю, – ответил Дорошин. – Вы пока идите.
Павла выскочила в коридор, и Лена с мужем остались вдвоем.
– Ты правда думаешь, что эта милая девочка имеет отношение к смерти Эдика? – спросила она мужа.
– Понятия не имею, – честно признался тот. – По крайней мере, одной загадкой теперь меньше. Провенанс купленной нами работы установлен, хотя это совершенно ничего не дает. Портрет кисти Никанорова, на котором изображена жена Никанорова в детстве, вернулся в дом Никанорова. И назавтра в этом доме убили его нового владельца, который в последнее время был озабочен тем, что за домом следят и в нем что-то ищут. Ты считаешь, это совпадение?
– Не знаю, – честно призналась Лена. – Но больше узнать про людей, которые жили тут раньше, явно стоит. Я про Никанорова и его жену.
– Вряд ли в жизни скончавшегося шестьдесят лет назад художника Никанорова были тайны, за которые сегодня стоило бы убивать, – вздохнул Дорошин. – Скорее всего, причины этого убийства лежат в дне сегодняшнем, и они, к сожалению, банальны.
– Почему?
– Потому что зло всегда банально. – Дорошин вздохнул. – Но ты права: все версии нужно проверить до конца, так что работаем дальше.
– Ты позвонил Бекетову?
– Да. У него, оказывается, жена – актриса, она служит в одном театре с Асей Гречиной, так что о содержании ее беседы с Эдиком все вызнает. И еще он согласовал мне встречу с Хохловым.
– С Хохловым? Кто это?
– Бывший владелец этого дома, продавший его Киреевым за копейки.
– Ничего себе копейки! – воскликнула Лена.
– Ну, ты же слышала, какие цены на местную недвижимость. Так что да, за копейки. Минимум в пять раз дешевле рыночной стоимости.
– И где состоится эта встреча?
– В кафе у метро. Этот самый Хохлов наотрез отказался приезжать в поселок художников и заходить в свой бывший дом.
– Вот как.
– Ага. У него чуть истерика не началась, когда я предложил поговорить здесь. И еще, когда я сказал про гибель Эдика, он отреагировал странной фразой: «Оно все-таки дотянулось». Вот что он сказал.
– И что это означает? Что – «оно»?
– Понятия не имею, – пожал плечами Дорошин и поцеловал жену. – Но мы обязательно выясним. Встреча сегодня в семь вечера. И я почему-то убежден, что ты тоже захочешь на нее пойти.
Что ж, Виктор Дорошин хорошо знал свою жену. В семь часов вечера они вдвоем вошли в кафе, где была назначена встреча. За одним из столиков уже сидел следователь Бекетов, он помахал им рукой, привлекая внимание, хотя Дорошин увидел его сразу, как только переступил порог.
Иван Хохлов оказался немолодым и чуть суетливым мужчиной за шестьдесят. Лицо у него было какое-то испуганное. Зайдя в кафе, он начал нервно озираться и даже подпрыгнул, когда Бекетов окликнул его по имени.
– Иван Федорович…
Хохлов медленно и как-то обреченно подошел к их столику.
– Это вы мне звонили? Откуда вы меня знаете? Вы следили за мной?
– Я следователь, ведущий расследование убийства гражданина Киреева. Поэтому пробил по своим источникам и знаю, как вы выглядите.
– А звонил вам я, – сказал Дорошин. Я друг Эдуарда Киреева. Меня зовут Виктор. Иван Федорович, почему вы решили, что за вами следят? Вы кого-то боитесь?
– Так как же не бояться, если друга вашего убили? – нервно уточнил Хохлов. – Я вот совсем не удивлен. Знал, что так и будет. Оно предупреждало, что будет убивать.
Уже второй раз упоминалось какое-то загадочное «оно». Лена смотрела во все глаза.
– «Оно», простите, это кто?
– Так привидение, – деловито сообщил мужичок, и Лена чуть не упала со стула. – Ну или, если хотите, он. Дух.
– Чей дух?
– Знамо чей. Первого владельца, Никанорова. Художник такой был. Это он дом выстроил. В конце тридцатых годов еще.
– А к вам дом как попал? – полюбопытствовал Дорошин. – Вы этому Никанорову какой-то родственник?
– Не ему. Его младшей сестре, Натальей ее звали. У самого-то художника детей не было. Когда он помер, в доме его жена осталась, но в завещании четко было прописано, что она его ни продать, ни завещать не может, а после ее смерти и дом, и все, что в нем находится, переходит по наследству внуку его сестры Натальи Никаноровой, в замужестве Хохловой. Моему отцу то есть. Супруга-то художника в шестьдесят седьмом преставилась, хоть и моложе мужа была, а всего на четыре года его пережила. Вот мои родители тогда в дом и