Особенно возмущение свежеиспеченного магистрата вызывала терпимость, проявляемая по отношению к публичным домам, которые по его слова превратились в семинарии, где молодежь получала соответствующее образование, обучаясь распутству в самых изощренных формах. По злой иронии 1 июля 1749 г., спустя два дня после его триумфального выступления в Вестминстере, в Лондоне вспыхнули беспорядки, которые начались с погрома, устроенного демобилизованными моряками в публичном доме «Звезда», принадлежащем некоему Питеру Вуду. Волнения продолжались несколько дней, на протяжении которых разъяренная толпа совершала акты вандализма, устраивала поджоги, забрасывала камнями представителей закона, атаковала частные владения, в том числе особняк на Боу-стрит, откуда были освобождены несколько арестованных. Филдингу даже пришлось обратиться к военному министру с просьбой выделить дополнительные войска для охраны судебного помещения [628]. Вместе со старшим констеблем Сондерсом Уэлчем он координировал работу вооруженных патрулей в Стрэнде и других частях Лондона до тех пор, пока порядок не был восстановлен.
В числе семи человек, проходящих по этому делу, оказался юноша по имени Босаверн Пенлез, задержанный констеблями 3 июля недалеко от злосчастной «Звезды», от которой по свидетельствам современников остался едва ли не один фундамент. В то время как другие были оправданы, Пенлез, у которого в момент ареста обнаружили «два кружевных чепца, четыре кружевных носовых платка, четыре пары кружевных манжет, два кружевных отреза, пять простых и один кружевной фартук, которые по свидетельству супруги Питера Вуда, принадлежали ей» [629], испытал на себе всю строгость закона. В соответствии с положениями Акта о мятеже от 1714 г. [630], а также учитывая то, что стоимость предметов превышала сорок шиллингов, Пенлезу вынесли смертный приговор, приведенный в исполнение 18 октября 1749 г.
«История эта получила широкий резонанс. Не только потому, что в карьере Филдинга-судьи она отметила самый драматичный момент, но потому, что его имя вдруг высветилось с разных сторон. Дело Пенлеза проходило в контексте более широких политических разногласий, и Филдингу пришлось выслушивать критику из самых разных кругов. Оппоненты донимали судью, поскольку и в узкоюридическом смысле ряд вопросов оставался не ясен. Не лжесвидетельствовал ли Вуд против Пенлеза? В должной ли форме прошло чтение Закона о мятеже? Замешан ли Пенлез в беспорядках или в грабеже? Ставилась под сомнение и самая оценка событий: так ли уж было необходимо вызывать войска? И наконец: громя публичные дома в собственной речи – зачем потом удерживать толпу?!» [631]
Дабы ответить на все эти вопросы Филдинг 25 ноября 1749 г. публикует статью в «Лондонском обозрении» (London Review), которая впоследствии был расширена до памфлета с внушительным названием «Истинное состояние дела Босаверна Пенлеза, пострадавшего в связи с последним мятежом в Стрэнде; в котором были полностью соблюдены закон о соответствующем виде преступления и статут Георга, обыкновенно именуемый Актом о мятеже». По Акту 1714 г. местные власти обладали правом разгонять любую «беззаконную, беспутную и буйную толпу», коей признавалась группа более чем из двенадцати человек. Городские магистраты обязаны были зачитать собравшимся формулировку: «Боже, храни короля», и они должны были разойтись в течение часа под страхом смертной казни. Филдинг делает экскурс в историю той части английского законодательства, которое регулировало область политических преступлений, квалифицируемых как государственная измена [632], и приходит к выводу, что Акт о мятеже органически вписан в английское законодательство, беря начало со статута Эдуарда III «О государственной измене» (1351), усовершенствованного его преемниками, в силу обстоятельств вынужденных заниматься кодификацией этого серьезного правонарушения. Сам Филдинг признавался, что, хотя за тридцать четыре года на его памяти только два примера применения этого закона [633], он снискал недобрую славу у его современников.
Для опровержения преимущественно негативного восприятия закона в прессе и среди юристов [634] Филдинг конструирует блестящую апологию, позиционируя Акт о мятеже фактически как фундамент общественной безопасности: «Как может повернуться язык назвать его угнетающим? Разве не является он самым необходимым из всех существующих ныне законов для сохранения и защиты народа? – восклицает Филдинг, – Ни один другой статут в столь ничтожной степени не затронут печатью деспотизма и не пребывает в таком согласии с нашей конституцией и духом законодательства. Нет ничего более ошибочного или злонамеренного чем утверждение, что этот статут несет угрозу свободе. Он стоит на страже общественного спокойствия и личной безопасности, но, если интересы государства и народа входят в противоречие, первое теряет преимущество в силу утраты мощи и ослабления безопасности» [635].
Закончив историко-правовой анализ, Филдинг переходит непосредственно к подробному разбору июльских событий, основанному на показаниях свидетелей и участников. Среди них пристав Натаниел Маннс, констебли Джон Картер, Джеймс Сесил, Сондерс Уэлч [636], которые с разной степенью детализации воссоздают событийный ряд, из чего читатель должен был прийти к выводу о масштабе происшедшего, и соответственно об оправданности мер, принятых для подавления беспорядков. В показаниях Уэлча Пенлез упоминается вскользь, как один из подозреваемых, которого задержала стража на Кэри-стрит, доставила на Боу-стрит, а затем по распоряжению судьи Филдинга в Ньюгейт. В свидетельствах же Самюэля Марша, Эдварда Фиттера, Роберта Оливера и Джона Гоара вырисовывается очень четкая картина, где обстоятельства, при которых был задержан Пенлез, должны развеять сомнения относительно законности предъявленного ему обвинения. Третьего июля Марш, совершавший обход в районе Стрэнда, получил информацию от некоего Филиппа Уорвика, что тот заметил подозрительного человека с большим тюком белья. Бдительный гравер сразу заподозрил, что оно украдено, но на его резонный вопрос юноша ответил, что белье принадлежит его супруге. В ходе допроса версия о