Итак, резюмирует Филдинг, на основании свидетельств незаинтересованных лиц, «чья честность не вызывает сомнений», каждый беспристрастный и разумный человек логически приходит к следующим выводам. Мятеж был очень опасен, и, если подобное повторится, последствия будет сложно предсказать. Филдинг дает великолепное описание толпы: «ни одно правительство не может снисходительно относиться к бесчинствам этих варваров, громящих дома, оскорбляющих и грабящих их владельцев, разрушающих тюрьмы и освобождающих оттуда своих собратьев – негодяев, оказывающих сопротивление власти и тем, кто ей содействует» [639]. Те, кто ропщут на излишнюю суровость правительства, обвиняя его в нарушении свобод подданных, попадают в самое уязвимое место. Что же до злых языков, которые упрекали судью чуть ли не в протекции публичным домам, то Филдинг абсолютно справедливо парировал, что толпа настолько импульсивна и непредсказуема в своих настроениях, что ее ярость в любой момент может направиться на что угодно или на кого угодно. «Гнев в отношении непотребных заведений с легкостью превращается в протест совершенно иного рода, и, например, ювелиры могут быть признаны такой же угрозой общественному порядку, как и шлюхи и их покровители. Истинно то, что мятежниками двигали жестокость и распущенность, а сами они жалкие воры под лицемерной маской ревнителей нравственности» [640]. Его мысль кристально ясна: публичные дома – это зло, с которым надо бороться в рамках существующего правового поля, в противном случае обществу наносится еще больший урон: «Разве может человек, находясь в здравом рассудке, сочувствовать акту беззакония на том основании, что якобы он исходит из благородных и заслуживающих похвалы побуждений?» [641]
Брошюра «Истинное состояние дела Босаверна Пенлеза» была опубликована в разгар дополнительных выборов по Вестминстерскому округу. Роль Филдинга в победе правительственного кандидата, шурина герцога Бедфорда виконта Трентэма хорошо освещена в историографии [642], потому мы не будем останавливаться на этом эпизоде его биографии. Свою первостепенную задачу он видел в последовательной и бескомпромиссной борьбе с преступностью, тем более что в течение 1750 г. криминогенная обстановка на улицах Лондона усугубилась: «В феврале 1750 г. газета Penny Post сообщала, что городские тюрьмы настолько переполнены, что заключенных приходится сковывать по двое, а то и по трое во избежание побега. Десятого числа того же месяца General Advertiser упоминала, что в течение недели более сорока грабителей, взломщиков, бродяг предстали перед судьей Филдингом…. Очевидно, что особняк на Боу-стрит был центром энергичной кампании против воров, убийц, разбойников с большой дороги, профессиональных игроков. Именно туда, как это следовало из регулярных объявлений в General Advertiser, для опознания преступников приглашались пострадавшие, а также их слуги» [643]. В январе и июле 1750 г. Филдинг был избран председателем четвертных сессий в Вестминстере, а 9 октября General Advertiser анонсировала выход нового памфлета автора «Приключений Тома Джонса», где «будут рассмотрены некоторые причины участившихся грабежей, недостатки законодательства, а также предложены методы для предотвращения роста этого зла в будущем» [644]. О своевременности памфлета свидетельствовала речь Георга II, который открывая сессию парламента 17 января 1751 г., призвал депутатов искоренить надругательства над жизнями и собственностью его подданных.
Трактат «Исследование причин участившихся преступлений», опубликованный в 1751 г., предварялся посвящением Филипу Хардвику [645], которого великий романист именовал «человеком, обладающим равно мудростью законодателя и познаниями в области юриспруденции». Показательно, что Филдинг открыл свое «Исследование» цитированием Цицерона, а именно его «Речи против Катилины»: «поскольку похоть этих людей более не является умеренной, а их распутство – нечеловеческое и невыносимое, они не могут думать ни о чем, кроме убийств, поджогов, и изнасилований». Аналогию здесь, конечно, можно провести с текущим состоянием общественной морали в Лондоне.
Целью «Исследования» Филдинг декларировал укрепление государства, улучшение нравов и блага народов». Судить, насколько он преуспел в реализации столь высокой миссии, он скромно оставлял его Милости, ибо сам не был уверен в своих скромных способностях, требующих протекции самого высокопоставленного лица в королевстве. По мнению судьи, ситуация дошла до критической черты, когда следовало положить конец этому «дерзкому и нахальному злу», угрожающему не только жизням и собственности, но и системе национального правосудия и законам». Преступность выросла до таких масштабов, что приняла организованный характер. Преступники сколачивали банды, содержали казну, у них специально обученные люди, которые переодевшись смешиваются с компаниями добропорядочных граждан. «Они преуспели в искусстве обмана, воровства, грабежа, они в совершенстве овладели бесчисленными уловками, позволяющими обходить законы. Они подкупают свидетелей и обвинителей, а иногда и тех, кто должен стоять на страже правосудия» [646].
Показательно, что Филдинг, объясняя, почему обратился к столь низкой теме, во-первых, использует популярную аналогию между политическим и человеческим телом, уподобляя уголовное законодательство «срамным частям» [647], из коих зараза может распространиться по всему организму. Филдинг использует категорию «здоровье государства» как метафору для отражения процессов общественной жизни: «Небывалый рост преступности в последние годы заслуживает некоторого внимания, хотя он не дошел до возможного пика. Болезни естественного и политического тела редко достигают кризисной точки, особенно если они питаются недостатками конституции» [648]. Легитимирующая сила полиции, по его мнению, проистекала из сочетания интересов души индивидуума и здоровья государства.
Во-вторых, он оперирует понятием «общее благо» [649], и подчеркивает, что просто «одно намерение послужить обществу заслуживает похвалы, даже если результат не оправдает ожиданий» [650]. Хотя до выхода «Введения в основание нравственности и законодательства» И. Бентама оставалось более сорока лет, фактически данное утверждение отражает один из постулатов утилитаризма: «полезность, возможность быть средством решения какой-либо задачи – самый значимый критерий оценки всех явлений» [651]. На наш взгляд, представляется вполне справедливым мнение о том, что «Филдинг был прагматиком и хотел изменить общественные устои. Больше чем другие писатели его эпохи, он подвергал нападкам лицемерие тех, кто молился, но ничего не делал… Филдинг был одним из новых англичан, поэтому, встречаясь с научной или общественной проблемой, он верил в то, что необходимо действовать» [652].
Трактат открывается