– Ты мой хороший, ты мой сладкий. Какой ты у меня молодец, – нахваливала я и гладила по голове, как младенца.
Прикоснувшись губами к супу, муж с отвращением выплюнул его – организм уже не принимал пищу. Еще через пару часов не смог пить воду, а к вечеру прекратился вывод продуктов жизнедеятельности.
– Может быть, выпьешь сок, дорогой?
– Ничего не хочу, – в изнеможении муж закрыл глаза и откинулся на кровати.
– Тогда попей водичку. – Я поднесла стаканчик с чистой водой, из которого торчала маленькая изогнутая трубочка – из нее было удобно пить лежачим больным, не вставая из постели. Муж сделал только один глоток, на большее его не тянуло. – Молодчина ты у меня, – похвалила я.
Вероятно, со стороны мы походили на персонажей “Загадочной истории Бенджамина Баттона”, в конце которой герой превращается в младенца, а его жена – в пожилую женщину, ухаживающую за ним.
Никогда прежде не думала, что когда-нибудь буду нянчить молодого мужа и уж тем более не предполагала, что это может приносить такую радость. Именно удовольствие и радость испытывала я в тот момент, когда кормила мужа с ложечки, умывала, поднимала и переворачивала, держала за руки и подставляла плечо. Я бы таскала его на руках, если бы могла поднять. Человеку, подарившему мне столько любви и заботы, хотелось отплатить если не сполна, то лишь частичкой той нежности, которой он окутывал все эти годы. В эти моменты я испытывала божественное счастье, непередаваемое словами, и точно знала, что это и было моим предназначением – достойно проводить мужа в последний путь. Тем далеким декабрьским утром 2015 года, когда я, сидя на третьем этаже в маленьком сибирском поселке, получила от него первое письмо на сайте знакомств, нам уже было уготовано оказаться в этом месте в это время: я выполняла свой кармический долг и ни о чем не жалела. И чувство огромной гордости распирало за то, что именно мне выпала эта честь – быть с мужем в последние часы и минуты его жизни и служить до последнего вздоха.
Дину требовалось ложиться и садиться каждую минуту, чем мы и занимались весь день и всю оставшуюся ночь, чтобы на мизерную долю секунды утихомирить раздирающие изнутри боли, которые не снимались даже самыми сильными наркотиками.
Ночью ему удалось несколько раз забыться на 10 минут, в течение которых мне удавалось сходить в уборную и умыться, на большее не хватало времени. Затем муж просыпался и снова просил приподнять его. К утру он уже не мог приподниматься и только лежал.
Я просидела на краю его кровати всю ночь и выполняла все просьбы. И не было в те часы человека, счастливее меня.
Глава 8. Домашний хоспис
Ссора
Утром мужа погрузили в больничную машину и повезли домой. За мной в госпиталь за рулем нашего золотистого внедорожника приехал Питер Смит, сосед-квартирант из трейлера. Почему именно он, узнаете позже.
Приехав домой, обнаружила автопарк машин во дворе и толпу незнакомцев в доме: это были какие-то друзья и подруги дочерей Дина, их бойфренды и подружки подружек и еще кто-то, кого раньше не встречала. Гости ходили по кухне, столовой, гостиной, напустили в дом февральского холода, открыв нараспашку окна и двери, шарились по шкафам и холодильнику, разогревали в микроволновке еду, гремели посудой и скрипели стульями.
Мне оставалось молча наблюдать за происходящим, так как однажды дочурки Адамс дали понять, что это их дом, а я живу на птичьих правах.
Зайдя в столовую, где сидела толпа шумной молодежи, распивая напитки и поедая пиццу, поздоровалась и заметила, что всегда стоявшее в углу ружье мужа исчезло. Первым делом подумала, что его спрятали от посторонних глаз куда-то в дальний шкаф или в одну из комнат, и благополучно забыла о нем.
Пробравшись сквозь многочисленную толпу людей, направилась прямиком в спальню, где лежал муж. Он был не один, его окружали обе дочери, парень младшей, подруга старшей и сожитель бывшей. Моя Ванесса тоже находилась в спальне. Не было только матери Дина, она появилась позже.
Я заметила, как муж ищущим взглядом шарил по лицам людей и не мог найти кого искал: он потерял меня за тот недолгий час, пока везли на скорой домой, потом выгружали и укладывали. В машину скорой помощи меня не взяли, поэтому за мной приехал сосед-квартирант Питер Смит. Я немного волновалась, что оставлю мужа без присмотра на целый час или два, но доверилась медикам и встречающей дома семье.
Как только муж заметил меня в толпе, тут же успокоился и закрыл глаза. Я наклонилась поцеловать худую, костистую щеку и спросила на ухо:
– Как ты? Все нормально?
– Угу, – пробубнил Дин, открыв глаза, и снова расслабленно прикрыл их.
Я пошла распаковывать вещи, привезенные из больницы, и разбираться с распахнутыми настежь окнами и дверями, оставив любимого на попечение дочерей, которые с выражением печали на лицах сидели у кровати отца. Им теперь не нужно было брезгливо морщиться и убегать, он больше ничего не мог: не тянул руки и не просил посадить, не мог пить и не мог вставать, теперь он неподвижно лежал. Не нужно было ухаживать, мыть и кормить – можно было просто подержать за руку, выражая неземную печаль.
Было в их “заботе” нечто комичное: каждая старалась задержаться у кровати подольше, чтобы показать свою любовь, по очереди брали за руку, справлялись о нуждах, которых теперь не было. Муж из последних сил продолжал общаться: сиплым, тихим голосом спрашивал о делах насущных. Ему удавалось это с большим трудом, но до последнего момента он оставался чутким отцом.
Ванесса пыталась подойти к Дину несколько раз, но дочки ревностно не отходили ни на шаг, не позволяя ей сесть рядом. В них все больше разгоралась нотка собственничества, и даже мои наклоны к мужу и вопросы, которые задавала на ухо, вызывали их острую неприязнь.
По всей видимости, обстановка начала нагнетаться накануне вечером, перед выпиской, когда Матильда выпустила в соцсетях печальный пост об отце, в котором говорилось:
“Дорогие друзья! Мы вынуждены сообщить вам горькую новость о том, что наш отец, Дин Адамс, больше не подлежит лечению и завтра будет выписан на домашний хоспис. Наша семья признательна вам за сочувствие и молитвы! Матильда Адамс”.
Публикацию она подкрепила семейной фотографией, на которой сидели молодой Дин с женой Кики и детьми Матильдой и Люсильдой