В этот момент Джо был на коне. Где еще, как не в доме умирающего мужчины, который когда-то мог бы переломить ему хребет, показать перед его женой силу, мощь и влиятельность. Теперь Дин не мог защитить любимую жену. Тем проще было ее обидеть, когда она стояла одна, потерянная, разбитая горем, испуганная, без пяти минут вдова, которую в таком уязвимом состоянии легче всего уничтожить. Он чувствовал себя хозяином положения, взявшим ситуацию в свои поганые ручонки и возглавлявшим ватагу молодежи. К тому же, для него это был дополнительный повод продемонстрировать преданность дочерям Кики, а следовательно, снова выслужиться перед сожительницей.
– Если мы захотим, – гордо продолжил он, сделав ударение на “мы”, – мы заберем Дина отсюда и увезем подальше от тебя. Не заставляй нас это делать, – вызывающе вновь посмотрел на меня, – иначе ты никогда в жизни больше его не увидишь! – пригрозил он. – Если не хочешь видеть его дочерей в этом доме, мы увезем Дина в другой. – И устрашающе добавил: – Ты поняла меня?
Я почувствовала исходящую от него физическую угрозу, но страшнее всего было не это. Меня сковал ужас оттого, что они действительно могут забрать мужа и увезти в неизвестном направлении. Моего! Мужа! От меня! В неизвестном направлении! Я испытала настоящий ужас от его слов: “Эта семейка может привести угрозы в исполнение, и я больше не увижу мужа!”
А последние слова Коротышки заставили содрогнуться и расставили все точки над “и”:
– Ты здесь никто!
Я ощутила, как ослабели ноги и застучало в висках. Наверное, тогда у меня поднялось давление, хотя раньше этим не страдала.
Тварь на коротких ногах и стоящие рядом члены семьи Адамс только что обесценили нашу с Дином жизнь, любовь, посланные испытания и четыре года брака, назвав их “ничем”. А меня, которая была для мужа всем, назвали “никто”.
Их было много, четверо против одной: все дружно стояли напротив в шеренгу и нескрываемо торжествовали.
– Спите здесь, я не собиралась вас отправлять домой, – вымолвила я как можно быстрее, понимая, что эти людишки способны на все.
Словно облитая из помойного ведра, молча вернулась в спальню и сели на кровать рядом с Дином, который на какое-то время забылся после морфина и тихо стонал. В темноте всмотрелась в любимый облик: “Хорошо, что ты ничего не слышал, мой дорогой, иначе бы получил разрыв сердца вместо твоей болезни”.
Сердце сжалось от несправедливости, стало безумно жаль мужа.
“Я пестовала, холила и лелеяла его, кормила с ложечки, умывала, меняла белье и туалет, возила на каталке, нянчилась и переворачивала, прошла с ним гору испытаний… За последние месяцы, особенно за последние дни, он стал мне, как дите. И сейчас эти твари пытаются забрать у меня дите?” – пронеслось в голове, и порыв жуткого негодования всколыхнул душу.
В спальню вошла моя дочь: все это время она была в ванной и не слышала произошедшего в доме разговора. Чтобы не разбудить Дина, она, приблизившись, шепотом спросила:
– Мама, они тебе что-то сказали? – Хоть и в темноте, но догадалась, что я подавлена больше, чем обычно.
В этот момент я подумала, оставить ли все, как есть, или рассказать дочери о нанесенных оскорблениях. Она осталась единственным близким человеком в этом новом мире, где муж не мог помочь, а я должна была принимать решения сама. И сделала выбор открыться.
– Только что Джо сказал, что я в этом доме никто, и если они захотят, то увезут Дина в недосягаемое место.
– Что-о? – Моя дочь возмутилась так, что с шепота перешла на громкую речь, забыв о Дине. – Правда? Не могу поверить!
– Я тоже не могу поверить.
– Как он посмел такое сказать? Он что, решил, что Дин уже умер?
Мне осталось развести руками, потому как дочь была права: по всему выходило, что Адамсы действовали так, словно Дин уже умер, а меня не было в его жизни.
Драка
Моя дочь люто возненавидела Коротышку и захотела высказать это в лицо. Ее нервы были расшатаны кривляниями Матильды, которая с утра пыталась вывести: демонстративно игнорировала ее присутствие, задевала плечом, а к концу дня начала поднимать голос на Ванессу.
Я слышала, как семейка начала стелить постели в гостиной и шумно разговаривать. Старшая продолжала дергано отворачиваться при появлении нас с дочерью и что-то вполголоса говорила сестре с парнем, которые прыскали от смеха.
– Хочешь, я пойду и выскажу этому мужику? Я спрошу, почему он оскорбил мою маму? – задала вопрос распаленная дочь, ей было обидно за меня. Спящий Дин продолжал тихо стонать на каждом выдохе.
– Не надо, доча. Я потом сама все скажу, но сейчас, из уважения к нашему Дину, не пойдем. Пусть эта ночь пройдет спокойно.
– Давай я просто пойду и выскажу, что он нехорошо поступил с тобой?
– Не хотелось бы затевать разборки в такой день.
– Я хочу сейчас сказать. Я пойду, мама. – И Ванесса вышла из комнаты.
Оставшись наедине с мужем, прямо в одежде прилегла рядом и уставилась в темную стену, переваривая то, что произошло.
Через 5 минут услышала громкий шум в доме: сотрясающие стуки, удары по стенам, грохот падающих предметов. Оторвала голову от кровати и прислушалась: так и есть, какое-то землетрясение, что даже стены ходуном ходили… Но почему оно такое странное, доносится из дальней комнаты?
Понадобилось еще 5 секунд, чтобы осознать, что случилось что-то из ряда вон выходящее! Потасовка? Откуда? Сознание не успело переварить сей факт, но материнский инстинкт моментально подсказал, что надо бежать к дочери, с ней что-то случилось!
Я буквально бросилась на шум, на ходу цепляя тапки: выбежала в коридор – никого! Откуда шум? В комнате Ванессы? Рванула туда и распахнула дверь.
Передо мной на кровати кубарем катались три человека: я видела, как в волосы Ванессы вцепилась Мэтти и рвала их изо всех сил, одновременно пытаясь достать ее ногами, Люси колотила сзади по спине. Моя дочь по очереди пинала и била кулаком по мордам их обеих, а между ними с криками и проклятиями катался бойфренд младшей дочери, пытаясь разнять дерущийся клубок. И над всей сворой стоял плавно размахивающий руками в воздухе, как дирижер в оркестре, Коротышка Джо: он не разнимал и не участвовал, он безмолвно наблюдал, изредка вставляя нечленораздельные междометия.
В ту секунду,