– Ни в коем случае ничего не подписывай!
– Я знаю, – ответила я, – не буду.
– Все, что этот неудачник тебе сказал, – полное вранье. Не верь ни одному слову, – стали заверять друзья и приводить доводы в опровержение его слов: – Это мошенник, паскуда, лжец и обманщик.
– Он говорит, что у Дина были долги в полмиллиона долларов, а если не подпишу, то буду их выплачивать.
– Не верь! Это все вранье, не было у Дина долгов. Вот паскуда! – вырвалось у Ричарда. Вместе с Полом они стали костерить упыря на все лады, называя неудачником и подлецом. – Он и его жена – это настоящие мошенники, не верь им! Эта Кики – тварь еще та, она дрянь, отброс общества, – вскипел пилот, знавший Кикимору по прошлому браку Дина. – Вот ведь сука, – возмущенно произнес он и посмотрел на Пола, который тоже был разъярен донельзя. Все эти дни Пол был на проводе и знал если не все, то многое из того, что происходило в нашей жизни.
Через час друзья уехали, еще раз взяв с меня слово ничего не подписывать.
Наступил день прощания в Похоронном доме (церемония шла в два этапа: в первый шло прощание друзей и знакомых, во второй – служба в протестантской церкви и погребение).
В назначенное время я, Ванесса, Мелани и ее муж Фредди прибыли в Торжественный зал – туда, где лежало тело Дина. Я вела под руку старика, Ванесса со свекровью шли впереди. Вчетвером мы вошли в залу, полную народа. Кучки девушек, подружек дочерей Кикиморы, сверкающих белыми ногами под короткими юбками, при виде нас зашептались и отошли в самый дальний угол.
Как в тумане, я вновь подошла к телу мужа в сопровождении дочери. Мы постояли у гроба, крышку которого должны были скоро закрыть навсегда.
Затем подошла свекровь: она почти не плакала, а всего лишь прослезилась, погладила сына по голове, лицу и рукам и отошла, не задерживаясь долго. Брат мужа тоже стоял поодаль: я кивнула ему в знак приветствия, но, то ли не заметил кивка, то ли не собирался замечать, он не ответил. Все эти дни он был на одной волне с племянницами, и было бы удивительно, если бы пошел против них.
Отойдя от гроба, мы с Ванессой встали в противоположном конце зала, семейка вкупе с многочисленными друзьями и подругами кучковалась в другом конце, не переставая шептаться и косо пялиться на нас. Бывшая тоже стояла рядом с дочерьми в компании Бегемотихи, которая то и дело кидала любопытные взгляды в мою сторону, пытаясь рассмотреть получше: вживую она видела меня впервые, хотя в онлайне наверняка часто наблюдала за нашей с Дином жизнью (с Кикиморой они были не разлей вода, и Бегемотиха была в курсе всех событий). Я заслонила Ванессу собой от кучки упырей, чтобы оградить от пристальных взглядов.
Было ощущение, что перед глазами крутят кинопленку: толпы людей, снующих туда-сюда, гул множества голосов, гроб с любимым в голубой рубашке, его сложенные на груди руки, много корзин с живыми цветами, приглушенный звук телевизора, на экране которого крутили старые черно-белые фотографии Дина молодых лет под спокойную музыку. Все было как в тумане.
Кто-то подходил и разговаривал со мной и Ванессой. Помню Бекки, которая помогла мне увидеться с мужем накануне: при виде меня в зале она подмигнула и снова сжала руку в кулак в знак поддержки.
По очереди стали заходить гости. По американскому обычаю, люди друг за другом должны были проходить мимо гроба и подходить к членам семьи выражать соболезнования. Было смешно смотреть, как обе дочери бегом подбежали к гробу и заняли почетные, главные места, как будто кто-то собирался с ними конкурировать. Мы с Ванессой остались стоять в конце зала: знакомые сами подходили, а незнакомые проходили мимо, что абсолютно не трогало меня: я знала, что вижу этих людей в первый и последний раз в жизни.
Было желание поскорее закончить ритуал и уехать. Только мысль о том, что больше не увижу гадюшник, согревала и даже вызывала радость. Мне было важно побыть с мужем, что я и сделала, попрощаться и проводить его в последний путь.
Гости шли вереницей все 3 часа, в течение которых мы непрерывно стояли и принимали соболезнования, присесть удалось только на 5 минут.
Мимо прошли Марта и Питер Смит, квартиранты, которым Дин сдал трейлер. Марта любезно заулыбалась и попросила обращаться за помощью в любое время, один только Питер не поздоровался и демонстративно отвернулся в сторону: он был накачан сожителем бывшей, и, более того, Дина не было в живых – теперь я стала никем в его глазах.
Один только Коротышка удрученно стоял у противоположной стены зала и с нескрываемой грустью смотрел в нашу сторону: на лице было написано, как жалел о том, что план сорвался, и он не получил заветной подписи. В течение всего траурного вечера он порывался подойти и заговорить об интересующем деле: как только делал шаг в нашу сторону, в этот момент кто-нибудь из гостей оказывался рядом с нами. Наконец, через 3 или 4 часа прощание завершилось, и крышку гроба мужа закрыли навсегда. Назавтра ожидались служба в церкви и погребение.
После церемонии, когда старики повезли нас обратно, удрученная Мелани сообщила, что внучки были с ней чересчур грубы (что абсолютно не стало для меня сюрпризом), а затем перестали вовсе разговаривать. Они были злы за то, что она привезла нас на прощание.
Вернувшись домой после церемонии, мы с Ванессой свалились с ног от усталости и уснули мертвецким сном. Я надеялась, что муж приснится в эту ночь, но его снова не было.
Наутро свекровь и Фредди на белой машине в назначенное время были перед нашими стеклянными дверями. Мы отправились в церковь.
Убранство внутри огромного протестантского храма напоминало дворец или холл музея с множеством ответвлений, коридоров и банкетными залами. В одном из кафе я встретила всех друзей Дина, с которыми общалась раньше. Там же был шериф Брюс в шерифской униформе, судья Рэй Беренджер, весельчак Джонни с фотоаппаратом, коллега Джей из редакции газеты, который присутствовал на нашем бракосочетании, а теперь, по иронии судьбы, на похоронах. Было много друзей из школы, с которыми познакомилась на встрече одноклассников мужа, – они перекусывали перед долгой церемонией. Все тепло поздоровались со мной и обнялись.
Через полчаса собравшихся пригласили в сам божий храм. Я молча следовала за какими-то людьми, которых никогда в жизни не вспомню; они