Минотавр оперся рукой о стену, голова его повисла. Он коротко всхрапнул один раз.
…Иди, иди же скорее туда. Там к небесам вздымаются башни, прохладный и свежий ветер ласкает их, уносит все мысли, воспоминания… Забудь! Забудь обо всем. Тебя ждут зеленые луга, в них ты станешь привольно гулять. Все наслаждения мира оросят твои члены, как ласковый дождь. Погрузись с головой во влагу исцеления. Дивные краски предстают твоему взору, а слух услаждает песня, несущая мир…
Зверь мягко опустился на колени и повалился на пол. Веки его смежились.
Пол играл еще долго.
На спящем лице не осталось никакого выражения – только некоторая обвислая вялость. Жуткое громовое дыхание стало совсем тихим и медленным. Только тогда юный маг рискнул отвести от него взор и проверить, как там нить, за которой он пришел сюда.
Зеленая линия вела к нише высоко в стене в дальнем конце комнаты. Рядом с ней висело несколько клубков более темного цвета, но они были далеко не такие сложные, как те, под пирамидой, и предназначались, судя по всему, больше для защиты слабо светящегося цилиндра от посягательств самого минотавра, чем от какой-то внешней угрозы.
Пол тихо двинулся через залу в ту сторону; руки автоматически длили мелодию, разум изучал хитросплетения чар. Узлов насчитывалось три, и каждому из них было вполне под силу остановить минотавра или обычного человека. На их распутывание у опытного чародея уйдет примерно…
Он оглянулся на спящее чудовище: чтобы нейтрализовать чары, ему придется на какое-то время перестать играть.
Он понизил темп; пальцы ласкали струны еще мягче, еще нежнее…
Спи, спи, спи, спи…
Гитара смолкла и повисла на перевязи, сама, казалось, уснув.
Пол поднял руку.
Распутав первый клубок, он оглянулся: минотавр все еще спал.
Когда он работал над вторым, сзади послышался подозрительный звук, но именно в этот миг отвести глаза было никак нельзя. Наконец узел распался у него в руке, нити начали рассеиваться, и Пол обернулся с быстротой молнии – но минотавр всего-то перевернулся во сне на другой бок.
Оставалось еще последнее заклинание – и оно оказалось не труднее других. Но торопиться с ним было никак нельзя: верный темп в таких делах столь же необходим, как и правильные движения. Левая рука то змеей бросалась вперед, то крючком цепляла нити, то перекручивала их одну с другой. Эти, последние, почему-то были на ощупь холоднее других и, соответственно, при уничтожении выдавали больше тепла.
И снова Пол на всякий случай посмотрел назад.
И встретил взгляд минотавра: тот смотрел на него широко раскрытыми глазами.
Кто ты такой?
Певец.
А чего тебе здесь надо?
Одну безделушку.
Вон ту, которая в нише? Она кусается. Будь осторожен.
Я буду. Не возражаешь, если я ее возьму?
С чего бы мне возражать? Она для меня ничего не значит. Откуда я только что вернулся?
Из сна.
Я никогда там раньше не бывал. Видел… такие яркие штуки… каких никогда раньше не встречал…
Краски?
Возможно. Там все было очень хорошо – как никогда раньше. Я снова хочу туда.
Это можно устроить.
Я хочу жить там всегда.
Закрой глаза и просто слушай музыку.
Зверь закрыл глаза.
Сделай еще музыки и отошли меня прочь…
И Пол опять заиграл, заново вызывая все видения, приходившие раньше… А пока руки играли, взгляд сам собой устремлялся ко второму фрагменту скипетра, покоящемуся в нише. Этот был длиннее и у́же первого, а украшали его сцены из жизни людей и животных, и всяких лесных духов, не знающих раздоров, наслаждающихся едой, и любовью, и пляской…
Ударив по струнам, он протянул руку и, схватив новую деталь, быстро вставил ее в прикрепленную к поясу предыдущую, – и тут же возобновил игру, убаюкивая сладко дремлющего зверя. Жезл тут же разгорелся теплом и мощью; не прекращая игры, Пол воззвал к нему, к его новым силам, и почувствовал, как энергия теплом течет по животу, через руку, в гитару, спеваясь, сливаясь с самой музыкой.
В полях, где нет ни раздоров, ни голода, ни боли; где никто больше не чудовище; где нежен свет, и птицы поют, и журчат ручьи; где спускаются сумерки, а с ними сонмища звезд, как рой светлячков… – там будешь ты жить вечно и никогда не проснешься, никогда не покинешь этих краев – спи же, бык-человек, и да пребудет с тобою мир, которого ты никогда не знал… – спи всегда, вечно…
Отвернувшись от спящего, Пол коснулся запястьем новой секции скипетра. Где-то в самой глубине подсознания наверняка хранилась летопись каждого шага, каждого поворота, сделанного на пути сюда. Следовательно…
Дракон языком пламени воспарил над рукой. У него точно должна быть способность добраться до этих погребенных воспоминаний.
Веди! – скомандовал Пол. – Я иду за тобой!
Проводник резво направился прочь – в дверь, ближайшую к нише, а не в ту, откуда он вошел.
Помедлив всего секунду, Пол улыбнулся и последовал за ним. Хватит теоретизировать. Будем считать, что силы, до которых он сумел дотянуться и которыми уже немножко научился управлять, сами лучше знают, что делать.
Поворачивая вместе с коридором сразу за дверью, он бросил последний взгляд на спящего минотавра. Сплетенные музыкой чары парили над простертой фигурой, как огромная желтая бабочка.
* * *
Облегчение, испытанное Мышиной Перчаткой, не поддавалось никакому описанию: корабль только что обошел самую высокую башню и взмыл ввысь, прочь от Наковальной горы.
Огни города внизу превратились в россыпь светлячков – какая же красота! Мышпер сам себе удивлялся за такие мысли. Отвернувшись не без труда от дивной картины, он продолжал слать своего летуна вверх, за пределы той зоны, где черные птицы ткали над домами свои нескончаемые узоры.
Пока что его никто не преследовал.
Он выжал предельную скорость и сохранял ее, пока от горы не остался лишь смутно маячащий на горизонте силуэт. Но наконец растаял и он, и вот уже только звезды безмятежно дарили ему с небес свой свет.
Лишь после этого вор расслабился, расстегнул плащ, дал ему упасть на спинку сиденья и с глубоким вздохом принялся тереть усталые глаза, а потом запустил обе пятерни в волосы. Неимоверное напряжение вымывалось прочь, а на смену ему спешило чистое детское наслаждение от самого факта, что он летит – летит, летит и сам этим полетом управляет!
Скоро… Ах, да на такой скорости он