В уме он, однако, поспешил сформулировать самый насущный вопрос для данного момента.
И чего трудного в том, чтобы спуститься по лестнице, пересечь комнату и взять эту штуку? В чем подвох?
В обитателе колодца.
Кто он? И что делает?
Если он почует твое присутствие, то поднимется на поверхность и попытается предотвратить грабеж. Выглядит примерно как гигантский пернатый змей.
Мышпера начало мелко трясти.
Подстелив плащ, он положил меч на пол – чтоб не лязгнул о камни (снова рефлексы), – и закрыл лицо руками. Потом принялся тереть глаза. Потом массировать лоб.
Это нечестно! Я работаю только на пике формы, а не когда полумертв от усталости!
Извини, на этот раз без вариантов.
Да черт бы вас всех побрал!
Мы зря теряем время. Выполнишь работу?
А у меня есть выбор?! Если на свете существует хоть какая-то справедливость…
Тогда приступай к делу!
Мышпер уронил руки.
Выпрямился.
Сел на верхнюю ступеньку лестницы и проверил сапоги.
Причесал пятерней волосы, вытер влажные ладони о штаны и взял меч.
Потом он встал.
Безмолвно, одним плавным текучим движением вор переместился на левую сторону лестницы и, повернувшись боком, заскользил со ступеньки на ступеньку вниз… очень тихо… очень медленно.
Достигнув пола, он замер и некоторое время стоял совершенно неподвижно, внимательно прислушиваясь.
Видимо, из колодца послышался легчайший, едва слышный шорох… Да, точно. Вот он опять повторился, но сразу стих. Может, имеет смысл кинуться вперед, схватить добычу и бежать во все лопатки? Или продолжать действовать скрытно? Насколько, интересно, велика эта тварь в дыре и как быстро она движется?
Поскольку ответов ему никто не дал, вор заключил, что никакой полезной информацией мучители тоже не владеют.
Еще шаг. Еще пауза.
Тишина.
А эта штука определенно светится!
Наверняка это за нею охотится Пол… и почему-то не успевает вовремя добыть. Спрашивается, почему? Опять эти Марковы корабли – они его опережают? Похоже на то. И где во всем этом раскладе оказывается он, честный Мышпер, даже если ему удастся смыться с игрушкой? Приготовили Семеро для него еще какой-то сюрприз? Или его наконец-то отпустят на все четыре стороны – хотя бы из элементарной благодарности?
Еще шажок…
Ничего.
А теперь два быстрых…
Ну, конечно, – шорох. Как от чешуи по камню.
Мышпер сдержал дрожь и перешагнул небольшую кучку щебня. Шорох продолжался, как будто там, внизу, раскручивало многочисленные кольца что-то очень большое, длинное… и скрученное.
Граната. Кидай одну в колодец. Сам падай и закрывай голову.
Мышпер сделал, как ему сказали.
Граната в руке.
Граната в воздухе.
Уже бросаясь вперед, под прикрытие пьедестала, он мельком увидел возносящуюся над низкой стеной огромную, ярко окрашенную, увенчанную перьями голову… Круглые немигающие глаза со зрачками, черными, как сама ночь, обратились к нему. Над ними, во лбу, изумрудом пылал какой-то выступ – может быть, рог?
А дальше здание от верхушки до подвала сотряс взрыв.
Большая глыба вывалилась из потолка слева от лестницы, за ней обрушилась лавина земли и гравия; в лучах света заплясали клубы пыли. Оранжевая корзина перевернулась на своем постаменте, цилиндр выкатился из нее, брякнулся о нижнюю ступеньку малой пирамиды, отскочил и прилетел ровнехонько Мышперу под локоть.
Есть! Хватай его и беги!
Мышпер обернулся, увидел добычу, схватил и вскочил на ноги.
Поздно! – ответил он с цилиндром в одной руке и мечом в другой. – Эта дрянь не подохла!
Громовое шипение заглушило грохот последних камней об пол. Голова в красно-оранжево-розовой короне качалась из стороны в сторону, словно оглушенная, что ничуть не мешало всему остальному стремительно ползти в направлении Мышпера. Слишком стремительно, чтобы надеяться убежать.
Бей в камень на лбу!
Он отскочил назад, занес меч, понимая, что шанс у него всего один…
Змея ударила, и одновременно с нею ударил он.
* * *
Они ворвались в зарю, блюя и хватая ртом воздух. В ушах ужасно звенело, пульс зашкаливал.
Пол, борясь с головокружением, свесился вперед и обозрел белую полосу пляжей, на которую наползала зеленая полоса пышных тропических джунглей.
Вниз, Лунный Птах! Мы уже едва держимся.
Дракон снизился, сбавил скорость.
Туда, на берег?
Да. Мне срррочно надо выкупаться… и поесть… и походить.
– Пол, я сейчас…
– Знаю. Я сам сейчас. Продержись еще только одну минуту.
Птах сел очень ласково. Седоки соскользнули с него – практически, свалились – и лежали теперь неподвижно на песке.
Прошло немало времени, прежде чем Пол сумел протянуть руку и коснуться волос Норы.
– Ты отлично справилась.
– Ты тоже неплохо держался. А уж ты-то! – Это она похлопала по шее дракона. – Так, где это мы?
Птах, далеко еще до цели?
Мы достигнем ее раньше, чем солнце встанет в правильном месте.
Хорошо.
– Будем на месте к полудню, – перевел он для Норы.
Потом они скинули одежду и поплавали в океане, потом почистили ее от последствий полета. Все это время Лунный Птах охотился за деревьями на нечто истошно пищащее и активно поедал его. Человеческий завтрак оказался куда тише: они сидели у воды и молча жевали, созерцая обмакнутые в солнце волны и заплесканные пламенем облака.
– Я бы охотно проспала целую вечность, – поделилась Нора.
– Да уж, денек выдался не из легких.
– Когда все кончится, что ты будешь делать?
– Если останусь в живых, – подчеркнул он, – я хочу дочитать все остальные книги в отцовской библиотеке.
– А потом, со всеми этими знаниями… – что?
– Я рассматриваю их как самоцель – не как средство. Понятия не имею, что стану делать потом. А, ну да – хочу отстроить заново Рондоваль… независимо от того, останусь там или двинусь дальше.
– Двинешься дальше? Куда?
– Не знаю. Но мне когда-то довелось пройти по золотой дороге, и там по сторонам были совершенно удивительные места. Возможно, в один прекрасный день я отправлюсь по ней снова и увижу еще всякое интересное.
– А если пойдешь, то вернешься?
– Думаю, да – я должен. Здесь я чувствую себя больше дома, чем где бы то ни было еще.
– Здорово, когда у тебя есть такой выбор, – помолчав, сказала она.
– Это если я выживу, – напомнил он.
Когда к ним вернулся Лунный Птах, они потянулись, стряхнули с себя песок и уселись к нему на спину, держась за руки.
Солнце уже взобралось повыше, и джунгли в его свете казались еще зеленее. Взмыв в воздух,