– Простите. Я не думал, что слуги побегут к нему докладывать о вашем приезде. Он спал с самого обеда. Напротив, я хотел побеседовать с вами в тишине. Неловко вышло.
– Отнюдь. Главное, чтобы мой папенька от вашего о моём визите к вам не узнал. Остальное мелочи. – Варя встала с места и прошлась по кабинету, остановилась она вновь возле снимка с Обуховым и Куракиным. – Вся эта история с дуэлью и брошью и вправду подходит для мотива.
Герман встал за её плечом и вкрадчиво произнёс:
– Даже сильнее, чем вы думаете. Отец поведал вам не всю правду. Он эту историю полностью рассказывает крайне редко.
– Что вы имеете в виду? – Варя с озадаченным видом оглянулась.
Герман стоял близко и говорил тихо, чтобы их не могли услышать из коридора на случай, если мимо проходил кто-то из слуг:
– Та дуэль на самом деле состоялась. Отца ранили именно на ней, а вовсе не в сражении. Радищев правду знал, но решил замять конфликт. Однако же отца пожелал наказать, и, когда императору вздумалось раздавать очередные памятные подарки, имени отца в списке не оказалось. А вот князь Куракин, напротив, отличился особым мужеством в боях, и его простили. Но историю с вызовом на дуэль они изменили обоюдно, когда расспросы пошли, потому что Куракин сам отца на дуэли и подстрелил. За такое не то что в герои бы не записали, а отправили бы под суд.
На его последней фразе, произнесённой напряжённо и с жаром, Варя невольно вздрогнула.
Герман отошёл к камину и сказал громче, уже без всякой утайки:
– Не обижайтесь на отцовское любопытство. У меня есть три старшие сестры, которые повыходили замуж и оставили дом. – Он взял с каминной полки семейную фотокарточку и протянул её Варе. – Ещё есть младший брат, но он учится в гимназии в Москве. Домой приезжает только в каникулы. А матушка скончалась два года назад. Мой отец – образцовый семьянин. Ему сложно даётся эта тишина в столь большом доме. Поэтому любые мои дела он воспринимает с живым участием. Отсюда и его стремление помогать нуждающимся.
– Думаю, я вас вполне понимаю, у меня тоже большая семья, – заверила его Варя без лишних подробностей. Они и без того потеряли много времени. Стоило поспешить, поэтому она спросила: – Мог ли кто-то узнать об истории с дуэлью? Особенно правдивую её часть.
– Вряд ли отец и князь делали из неё большой секрет, – с сомнением произнёс Герман.
Он отвернулся от Вари так, что она невольно засмотрелась на его родинку у виска. Тёмное пятнышко теперь почему-то показалось Воронцовой милым, по форме немного напоминающим капельку. Ей даже пришлось отвернуться и возвратиться к изучению фотокарточек в рамках, чтобы только не рассматривать собеседника чересчур назойливо.
– Они порой пересекаются в одном дворянском клубе, – продолжал Герман. – Могли обмолвиться, но и то в шутку. Но народу в том клубе бывает много. Вряд ли мы сможем найти зачинщика просто в лице человека, который слышал про дуэль. Отец даже вам легко рассказал. Для него это просто эпизод юношеской глупости, не более.
Воронцова тем временем бездумно взяла один из снимков с молодым Борисом Обуховым на фоне то ли театра, то ли дворца. На этой фотокарточке у него ещё даже усов не было.
– Это в Болгарии, перед самым объявлением войны. В Софии, кажется, где он находился по служебным делам, – пояснил Герман. – Отец очень многое пережил и многих потерял, поэтому пошёл в армию воевать с турками без раздумий.
Месть старшему Обухову показалась девушке какой-то бессмысленной жестокостью. С фотокарточки на неё смотрел юнец с открытым лицом и ясными глазами, преисполненный чаяний и устремлений. Он служил в армии много лет, завёл семью, которую любил и без которой тосковал, помогал нуждающимся и даже не осудил чрезмерно любопытную девицу за её развязное появление в его доме, а, напротив, ответив на все её бестактные вопросы с отеческим терпением.
– Уверена, что надо искать врага вашего отца. – Варя возвратила снимок на место. – Поспрашивайте его о тех, с кем он общается в клубе. С кем у него ссоры. В том числе в деловых вопросах.
– Да-да, – оживился Герман. – Я уже попытался расспросить его с утра. Он упомянул одного человека, с которым, кстати, порой пикируется в клубе. Георгий Николаевич Нелидов его зовут. Не знаете такого? Он просил отца определить его сына, Андрея, на службу в хорошее место. Но так вышло, что Андрей погиб в Русско-японскую войну. Нелидов до сих пор пребывает в трауре. А как выпьет, начинает обвинять отца в том, что тот вместо хорошего места послал его наследника на верную смерть.
– Да, это может сойти за мотив для мести, – задумчиво согласилась Варя. – А ещё есть версии?
Она хотела спросить что-то, но замялась. Потеряла мысль, встретившись с холодными глазами Германа. Когда он вот так изучающе глядел на неё, внутри что-то обрывалось от предчувствия смутной, ничем не оправданной тревоги, граничащей с тщеславным удовольствием. Увы, Нина Адамовна была права: Герман Обухов хорош собой настолько, что любое его внимание вызывало приятный трепет. А это очень мешало Вариному маленькому авантюрному расследованию с целью выпутаться из истории, а не увязнуть в ней крепче некуда.
Воронцова отвернулась и отошла подальше, чувствуя, как к щекам и шее приливает душный румянец. Ей вдруг вспомнился собственный отец и неминуемое осуждение, с которым он начнёт читать нотации, если узнает об этом визите в дом Обуховых.
– Есть один человек, который часто брал в долг у отца, но не имел привычки отдавать вовсе. – Герман нахмурился, припоминая. – Недели три назад отец говорил с ним по телефону и кричал на весь дом, когда тот в очередной раз попросил новую сумму взаймы. Мой почтенный родитель – дворянин благородный и далеко не жадный, как вам уже известно, но Драйер перешёл все границы. Он отдавать не любит вовсе…
– Как вы сказали? – внезапно перебила Варя. – Драйер?
– Верно.
– Уж не Карл ли Эдуардович?
– Он, насколько мне известно. Он вам знаком?
– Его дочь, Эмилию Карловну, вынудили участвовать в постыдной роли курьера и вынести украденную брошь как раз из-за долгов отца. Именно с ней меня перепутали на балу у князя, – прямо ответила Воронцова.
– Как интересно выходит, – Герман заметно помрачнел. – Она упоминала имена кредиторов?
Варя покачала головой. Чем глубже она вникала в это дело, тем нелицеприятнее оно выглядело.
– Нет, но я подробнее расспрошу Эмилию Карловну, а вы, пожалуйста, поговорите с отцом. Если удастся что-нибудь узнать, прогуляйтесь в саду за Смольным монастырём около четырёх часов. В это время мы обычно выходим на свежий воздух. Боюсь, что в ближайшее время наведаться к вам не смогу, Герман Борисович. Но постараюсь узнать как можно больше. А вы…
– Я найду способ с вами связаться, – Герман сказал это с такой уверенностью, что Варе вдруг сделалось очень спокойно.
– Боюсь, мне пора вас покинуть.
Она глянула на большие изысканные часы с маятником и поняла, что они с Петерсон опоздают к назначенному часу, если немедля не покинут Обуховых. Придётся брать грех на душу и выдумывать для Ирецкой очередное оправдание.
Герман не стал спорить. Он проводил девушку на первый этаж, где в гостиной уже дожидалась Нина Адамовна с хитрой, понимающей улыбкой на устах.
Они вежливо и предельно официально распрощались с Обуховым, после чего сели