День выдался тёплым и относительно ясным для Петербурга. По пронзительной синеве небес вереницей тянулись редкие облака и падали за горизонт. Яркое солнце заставляло по-кошачьи жмуриться от удовольствия, пока его золотистые лучи ласкали кожу.
Но туда, куда Варю привёл Яков, казалось, солнце не проникало вовсе. В угрюмых лабиринтах узких улочек прятались похожие на котлы дворы безликих промышленных зданий. Здесь царили вечные сумерки. В просторном полуподвальном помещении одной из ткацких фабрик на окраине города и была устроена арена для кулачных боёв. Попасть сюда мог лишь тот, кто знал, куда и зачем направляется.
Кругом – склады, фабрики и мастерские. Череда непримечательных, однообразных зданий с чадящими трубами и горами ящиков во дворах, что громоздились всюду, покуда кипела работа. Окна многих разбиты или заколочены. Иные, напротив, блестели на солнце частой сетью мелких сот, словно гигантские ульи. А прочие закрашены изнутри белой краской так, чтобы свет немного проникал внутрь, но не создавал изнуряющей жары. Только в помещениях всё равно было душно и зачастую смрадно. Запахи производств мешались с духом конского пота. Здесь кипела своя, отличная от центра города жизнь с собственными правилами и законами. Порядочной девице захотелось бы уйти отсюда поскорее. И уж точно не приближаться к злачному подвалу, где проводились бои. Опрятная барышня тотчас бы бросилась в глаза среди местной публики. Но Воронцова всё предусмотрела.
Наряд она выбрала наиболее простой из всех своих светских платьев, только ещё закуталась сверху пропахшей нафталином шерстяной шалью, которую захватил для неё Яков. Где он взял эту тряпку, Варя даже спрашивать не хотела, дабы не поддаться приступу брезгливости. На шали не было дырок от моли, но выглядела она весьма худой и придавала девушке вид бедный, если не сказать, глубоко несчастный. Воронцова покрыла голову, перехлестнула концы полотна на груди и завязала сзади. Этакая тихая работница в небогатом доме. Нужно только прятать руки, чтобы не заметили, что кожа у неё вовсе не груба, как полагается у привыкшего к труду человека.
Особым театральным реквизитом в её образе стала корзина с пирожками, пустая наполовину и купленная по пути сюда. Продажа угощений должна была помочь Варе вписаться в толпу, будто она лишь зашедшая распродать выпечку торговка. Если не рассматривать пристально, ничего не заподозришь.
И всё же Яков бросал на неё косые взгляды всю дорогу от места их встречи до нужной двери.
Шли они рядом, но друг друга не касались даже локтями: словно вместе, а будто бы и врозь. Не понять наверняка. Он заложил руки в карманы и слегка сутулился, отчего чёрные волосы падали на лоб и глаза. Она же то и дело перекладывала с локтя на локоть накрытую чистым полотенцем корзину, словно та была тяжела.
– И всё-таки не могу унять любопытства. – Яков в очередной раз откинул чёлку со лба и, лукаво прищурившись, спросил: – Как вам удалось отпроситься из института?
Варя с ответом не спешила. Ей не хотелось слишком уж раскрываться перед человеком, которому она не смела доверять, поскольку знала о его преступных делах, а ещё свято верила в то, что карточные махинации, подпольные бои и заказные кражи – лишь малая толика его богатого послужного списка. Однако какая-то её часть хотела ему открыться хотя бы немного, чтобы заслужить встречное доверие с его стороны.
Что-то по-доброму тёплое замечала она в его мягких карих глазах, когда их взгляды невзначай встречались. Варе хотелось верить в искренность этой теплоты. Но подобное обаяние могло лишь служить Якову в угоду личным интересам. Об этом Воронцова не забывала.
Они посторонились в узком переулке, чтобы пропустить гружёную телегу, и Варя наконец осторожно ответила:
– Скажем, у меня есть знакомая учительница, с которой наши интересы совпадают. Она уговорила классную даму отпустить меня с ней в выходной день, чтобы вместе посетить магазин иностранной литературы и навестить мою преподавательницу японского языка.
Яков покосился на Варю с заметным недоумением. Его брови приподнялись, когда он уточнил:
– Не боитесь, что она вас выдаст в институте? Женщины могут строить из себя недосягаемый эталон благородства, а на деле с истовым рвением копят чужие секреты как средство для шантажа.
Варя усмехнулась. Она покачала головой, а сама подумала о том, что в нём сомневается куда сильнее, чем в Ниночке Петерсон.
– Напрасно смеётесь, Варвара Николаевна. – Юноша хмыкнул и кивком указал направление: – Нам туда. А с вашей учительницей всё же держитесь осмотрительнее. Особенно если она привыкла быть сама за себя. Женское общество зачастую куда коварнее, чем крупная преступная организация. Первых практически невозможно разоблачить.
Спорить Варя не стала. Лишь посчитала подобный совет не лишённым смысла, а заботу со стороны Якова приятной. Но всё же не упустила возможности пошутить.
– Благодарю вас, я всенепременно учту ваш совет, как очевидного знатока тонкостей женской психологии, – с хитрой улыбкой тихо отозвалась Воронцова.
Яков усмехнулся в ответ, покосившись на неё в очередной раз.
В чём-то он был прав, разумеется. Тут уж без шуток. Нина Адамовна была сиротой и бесприданницей. Она заботилась о себе сама. Всем видом демонстрировала надёжность и авторитет. Петерсон в тёмно-сером платье из драдедама выглядела суровой важной птицей. Она держалась гордо, совершенно по-учительски. Наверное, поэтому Ирецкая так легко уступила ей, когда та завела разговор о магазине иностранной литературы, где можно приобрести даже издания на японском, столь полезные для учебного прогресса Варвары Воронцовой.
Нина Адамовна подтвердила, что в прошлую поездку отметила интерес Вари к изучению японского, оттого хотела бы её поддержать, а заодно приобрести кое-что и для себя на немецком. А после похода в магазин они могли бы завезти домашние задания на квартиру Танаки-сама, чтобы Воронцова не отвлекалась на это на будущей неделе. И, возможно, выпить чаю на обратном пути в булочной, если погода позволит немного прогуляться. Всё это было сказано не моргнув и глазом. Ирецкая согласилась.
Ниночка, разумеется, не знала правды о цели поездки. Она думала, что Варя решила сбежать на очередное свидание с младшим Обуховым. Едва они сели в пролётку, Петерсон изменилась. Она развеселилась, а глаза загорелись восторгом, словно ей и вправду нравилось участвовать в подобных тайнах куда больше, чем строить из себя строгую учительницу.
Со смехом она сказала: «Если вы попадётесь, меня уволят с позором. Моё будущее в ваших руках».
Варя мысленно поклялась, что сделает всё, чтобы помочь Ниночке найти место получше. Но сейчас её беспокоило иное.
Пока они с Яковом шли по подсохшей грязной улице, Петерсон должна была посетить книжный магазин и приобрести любую литературу на японском для отвода глаз, а после дожидаться Варю в кафе неподалёку, попивая чай с эклерами.
У следующего поворота за угол Яков ловко придержал девушку за локоть, чтобы она не угодила под лошадь, а затем наклонился и шепнул:
– Будьте внимательнее. – Он кивнул на здание с коваными решётками ворот прямо перед ними. – Мы на месте. Следуйте за мной. Говорите поменьше и покороче. Избегайте речевых изысков. Ко мне обращайтесь попроще и зовите Яшей. Далеко не отходите. На вопросы старайтесь не отвечать. Если кто-то спросит, говорите, что вы – моя любовница.
Варя густо покраснела и широко распахнула глаза. Всю мимолётную симпатию сняло, как рукой. От