Они с Мариночкой подошли к столику, покрытому белоснежной скатертью с красивой юбкой, которая свисала до пола волнистыми складками. Девушки хотели пригубить безе, но тут к ним подошёл молодой человек в костюме стрельца и пригласил Быстрову на танец, галантно назвав царицей и поклонившись ей в пояс.
Марина, разумеется, пришла в восторг. На приглашение она согласилась весьма сдержанно, но на Варю бросила такой красноречивый взгляд, словно шла танцевать с кем-то из Романовых.
Воронцова же выразительно приподняла брови, будто говоря: «Я же тебе говорила».
Она проводила взглядом Марину и её кавалера, а затем отвернулась к столу с угощениями. Не столько хотелось сладостей, сколько изобразить занятость, чтобы не пригласили её саму. Тогда у неё появится больше времени, чтобы поискать Германа Борисовича.
Пирожные на многоярусных фарфоровых блюдах были красивыми до неприличия. Корзиночки с ягодами красной смородины и клубники блестели, словно усыпанные рубинами. Замысловатая горка профитролей, политых шоколадом, выглядела крайне аппетитной. Аккуратными рядами лежали эклеры в белой глазури. Подле них расположились трубочки с кремом. Но более всего Варю привлекли воздушные розовые безе, похожие на маленькие облака с хрустящей корочкой.
Воронцова не успела пригубить ни одного.
– Барышня, попробуйте лучше мороженое. Его только начали разносить.
При звуках весёлого мужского голоса сердце в груди замерло. Варя признала его сразу, на первом же слове, и ей стоило больших усилий сохранить невозмутимый вид, когда она медленно обернулась к говорящему.
Яков предстал перед ней в лилейной лакейской ливрее из тяжёлого сукна, обшитой по бортам золотыми галунами и застёгнутой на крупные золочёные пуговицы с двуглавыми орлами. На безупречных прямых брюках лосинного [43] цвета красовались чёткие стрелки. Чёрные ботинки были начищены до блеска. Непослушные кудри зачёсаны назад и напомажены так крепко, что облегали голову, а лицо было идеально выбрито. Яков стоял, приосанившись, с серебряным подносом в руке, а другую держал за спиною. Он украдкой улыбался. Уголки его губ едва поднимались, а тёплые карие глаза лучились искристым озорством.
– Вы, – только и смогла прошептать Варя.
Она мельком огляделась, чтобы убедиться, что никто на них не смотрит.
Яков подошёл ближе и как бы невзначай забрал пустую десертную тарелку, чтобы поставить её на поднос, а сам тихо произнёс, не поворачивая головы:
– За большим вазоном справа дверь на служебную лестницу. Там почти никто не ходит. Ступайте. Я догоню.
И пока он возился подле стола, Варя без возражений проследовала в указанную сторону. Она шла чинно, будто просто прогуливалась по залу и любовалась костюмами. Сама же она следила за тем, чтобы не привлекать внимания.
Воронцова остановилась у вазона с хризантемами. Справа от него действительно обнаружилась неплотно прикрытая штора из светло-синего бархата с кистями, а за ней – приоткрытая дверь. Эта дверь была расположена и укрыта от глаз столь искусно, что человек не знающий вряд ли вообще заметил бы.
Варя бросила короткий взгляд в ту сторону, где в своих креслах восседала maman с другими начальницами и классными дамами. Но тех более занимали танцующие пары, коих в бальной зале сложилось превеликое множество. Музыка играла громко и торжественно, скрывая прочие звуки. Воспользовавшись моментом, Воронцова выскользнула за штору.
Она очутилась на белой каменной лестнице с широкими перилами, которая вела как вверх, так и вниз. Один служебный коридор, убранный тёмно-красной ковровой дорожкой, убегал влево, другой уходил правее и оканчивался тупиком с большим окном в эркере. Там на широком подоконнике кто-то позабыл табакерку. Её можно было заметить не сразу из-за тяжёлых бархатных штор, которые почти полностью скрывали эркер от потолка и до самого пола. Весьма укромное место, учитывая слабое освещение: снаружи уже совсем стемнело, а в коридоре и на лестнице горела лишь пара бра на стенах. Только чтобы слуги не споткнулись впотьмах. Противоположный конец коридора и вовсе утопал в полумраке. Вероятно, свет там не зажгли, чтобы в ту часть замка никто посторонний не ходил.
Варя подошла к окну и сделала вид, что рассматривает табакерку, на случай, если за ней кто-то последовал.
Но когда дверь снова приоткрылась, из неё вышел лишь Яков с подносом и направился прямо к ней.
– Какими судьбами вы здесь? – Варя сделала шаг навстречу, но в волнении остановилась, оглядывая его с головы до ног. – Да ещё в таком виде.
– Увы, все юнкерские формы на сей раз разобрали, поэтому пришлось наняться лакеем, чтобы попасть на праздник. – Он подмигнул и демонстративно поклонился, после чего поставил поднос на подоконник рядом с табакеркой, чтобы освободить руки.
– Невероятно. – Воронцова широко распахнула глаза и покачала головой. – Поверить не могу, что вы здесь. – Она вдруг нахмурилась и отступила на шаг. – Вы меня преследуете?
Яков расстегнул верхние пуговицы на ливрее и полез во внутренний карман.
– В некотором роде, – торопливо заговорил он. Юноша пытался шутить, но по напряжённому выражению его лица Варя поняла, что дела складываются дурно. – Выслушайте меня, Варвара Николаевна. У нас может быть совсем немного времени. Боюсь, что вы в куда более серьёзной опасности, чем мы предполагали.
Он наконец выудил из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок.
– Что это? – севшим голосом спросила Варя. По коже пробежал мороз.
Яков заговорил снова. На сей раз вовсе без тени улыбки, отчего его правильные черты лица показались девушке резкими и даже несколько пугающими.
– Я выполнил ваше поручение и в тот же день передал записку Герману Обухову. Он никаких объяснений мне не дал, но пообещал во всём разобраться. Держался в разговоре весьма холодно. С явным недоверием. – Яков облизал губы. – Я не смог сидеть без дела. Подумал, а что, если вдруг он сам решил избавиться от отца, чтобы поскорее заполучить титул и наследство?
– Глупости, – вспыхнула Варя. – Убеждена, что вы ошибаетесь. Герман Борисович – честный человек…
Яков досадливо закатил глаза. Это заставило Воронцову умолкнуть.
– Оставьте, прошу. – Он оглянулся, чтобы убедиться, что лестница по-прежнему пуста, а затем продолжил ещё тише: – Той же ночью мне удалось влезть в дом стряпчего Давыдова и немного порыться в его документации.
– Что? – Воронцова отступила к окну, чтобы упереться в подоконник бедром, потому что кровь внезапно прилила к вискам, вызвав лёгкое головокружение.
Она живо представила себе Якова, влезающего под покровом ночи через окно, крадущегося ощупью в темноте и совсем по-воровски рыщущего в чужом кабинете так, чтобы все бумаги после были разбросаны по помещению в полнейшем беспорядке. Но отчего-то ей вдруг сделалось не гадко узнать о подобном вторжении, а, напротив, страшно за Якова.
– Как вам это удалось? – Она едва сдержалась, чтобы не схватить его за руку в белой перчатке.
– Взломал замок с чёрного хода. Не беспокойтесь, – невозмутимо ответил он. – Уходя, я запер его снова. А в кабинете искал крайне осторожно, чтобы оставить поменьше следов.
– Вас ведь могли поймать.
– Господь милостивый, это не важно. – Он развернул перед ней записку. – Вот что важно.
Варвара забрала из его рук бумагу. Она взглянула на размашистые буквы в послании и не сразу поняла его смысл. Почерк показался ей до странности знакомым, но она никак не могла припомнить, где прежде встречала подобное старомодное начертание букв.
– Несносная проблема вовсе не поддаётся контролю. Суёт нос куда не следует. Даже в «Бочку». Если не сговоришься, убери вовсе. Но пусть будет несчастный случай, –