— Я так понимаю, вы тут меня обсуждали, — говорит Вадим, положив обе ладони себе на живот и сцепив руки в замок.
— Не совсем, — опустившись на подушку, отворачиваюсь от него. Вина в случившемся только на мне. Зря я вспылила.
— Ты приревновала что-ли?
— Нет.
— Да не ссы ты, — толкает меня в спину локтем. Судя по звукам, лезет в карман и перед моим лицом появляется его рука с зажатым между пальцев презервативом. — Не трахал я её. Взяла в рот один раз и всё. Не злись.
— Я не злюсь. Мне всё равно.
— А чего дуешься тогда? С подругой ссоришься? — он поворачивается ко мне, тёплая ладонь проскальзывает под футболку и поглаживает кожу, задевая пальцами сосок. — Она мне вообще не нравится, больше не пойду к ней. Тем более, если тебе неприятно, и...
— Сказала же, мне всё равно! — рявкнув, перебиваю мужчину. — Мы для тебя как вещи, пользуешься, чем хочешь и когда хочешь. Я разозлилась на её слова, а не на то, что ты сделал. Это ужасно, и ты ужасный, ты урод, ясно тебе! Видеть тебя не хочу, не то, что спать с тобой.
Сказанного не вернёшь, но я не жалею. Внутри всё клокочет, к глазам подступают слезы, и я, с содроганием жду, что он сделает со то же, что и с Оксаной, если не хуже, но вместо этого он крепче прижимает меня к себе, сминая грудь в ладони и шепчет на ухо:
— Придётся, малыш. И видеть меня, и спать со мной.
Глава 12
Меня наконец-то перестало выкручивать, и боль в ноге начала спадать, даже появился аппетит, но много съесть я не могу. Закинув в рот три ложки пряного риса с курицей, запиваю минеральной водой и прошу разрешения идти отдыхать. Собираюсь уйти вместе с подругами — несмотря на разногласия, с ними мне было куда спокойнее, чем с Вадимом. Безопаснее. Он не разрешает и отправляет меня в свою комнату. Резко, безапелляционно. Делать нечего, плетусь к нему, наступая полностью только на одну ступню. Не могу выкинуть из головы слова Оксаны о ключе. Как ей удалось его спрятать? Не соберутся ли они бежать отсюда без меня? Может, я зря поссорилась с подругой? Тревога стягивает грудную клетку, завладевает мыслями, никак не желая отпускать.
После "отбоя" я стараюсь держать дистанцию между нами, почти вжимаюсь в стену. Теперь мысль о том, что он уйдет и вновь займётся моей подругой, кажется более воодушевляющей, чем вчера и я корю себя за то, что открыла рот. Кира сегодня кричит громче, просит отпустить её. Я пытаюсь не замечать её крики, пока не вспоминаю, о чем она говорила сегодня. Неужели Клим всё-таки согласился на предложение брата?
Стрела вновь не выдерживает и уходит, но уходит он не к Оксане, а чтобы пресечь Кирины вопли. Я отсюда слышу, как он отчитывает кого-то из братьев. Хотя бы хватило совести не трогать подругу. Ей и без этого досталось.
— Думаю, чего она так вопит, а они ее вдвоём, — говорит мне Вадим, устроившись за моей спиной. Пахом прижимается к заду, вынуждая меня подвинуться почти вплотную к холодной, покрытой штукатуркой стене. Спортивные брюки угодили в стирку, на которую у меня пока что нет сил, и я одета в длинную футболку, с трудом прикрывающую ягодицы. Сквозь тонкую ткань чувствую шевеление в его штанах. — Ты когда-нибудь хотела побыть с двумя одновременно?
— Нет, — думая о том, как мне жаль Киру, отвечаю я. — Если я здесь выживу, то и с одним не смогу.
— Почему?
— Как ты думаешь?
— Понятия не имею, — Стрела тянет меня за бедро, перекладывая на спину. Голубые глаза исследуют лицо, а рука тянется к промежности. Сжимаю колени, не пуская его ладонь, и мужчина, не привыкший к отказу, силой разводит колени. Губы плотно сжаты в тонкую полоску, в глазах сверкают гневные искры. — Тебе стало лучше, я знаю. Не зли меня.
— Ты всегда был таким? — вынужденная подчиниться, расслабляюсь и мужчина прежде чем задать мне вопрос, пробирается под резинку трусиков. Найдя клитор, слегка надавливает и трет пальцем.
— Каким? — говорит полушёпотом, слегка прикасаясь губами к моей щеке.
— Жутким. Грубым. Злым, — выдаю три наиболее подходящие определения.
— Не всегда, — отвечает он и, заткнув мой рот хищным поцелуем, дает понять, что разговор окончен. Нежным этого мужчину уж точно не назовешь. Играя пальцами у меня между ног, он дразнит меня, больно прикусывая губы, впиваясь зубами в шею, водя кончиком языка по обнаженной груди. Я почти не чувствую возбуждения, и вскоре он это понимает и, не советуясь со мной, меняет свою тактику. И это уничтожает меня. Лаской можно добиться много, главное знать, куда надавить. Тёплые губы приникают к моим, поцелуй длится долго, глубокий, опьяняющий. Пальцы медленно растирают влагу между складок, я так намокла, что не чувствую трения, только сладостные приливы, и с каждым его движением они учащаются, как и мое сердцебиение. Вадим прекращает вожделенно мучить мои губы позволяя мне выпустить протяжный стон и когда низ живота стягивается в узел, а по телу проходит дрожь, он быстро возвращает меня на бок и с нетерпением проскальзывает в меня своим каменным членом.
— Вот так, сжимай его, — томно шепчет мне на ухо и ухватившись за мою талию, остервенело вгоняет его внутрь. Поза не позволяет ему проникать слишком глубоко, и даже резкие точки совсем не приносят боли, но я всё ощущаю. Как он двигается во мне, как вновь растягивает стенки влагалища. Слишком крупный, широкий. С ужасом понимаю, что мне нравится. Нравится чувствовать его внутри...
Рано утром — судя по полоске тусклого света, отражающего от окна на стене, меня будят чьи-то рыдания, разрывающие тишину в подвале. Из коридора доносятся шаги, кто-то открывает ключом металлическую дверь, и после хлопка рыдания стихают. Киру отвели в камеру. Она была у них всю ночь. Сердце обливается кровью от одной мысли, что эти звери делали с ней. А потом приходит осознание, что со мной однажды поступят так же. Стрела сломает меня, наиграется и бросит как кость