Ему ничего не стоит выжать меня досуха. Никогда не думала, что…
Всякие мысли утопают в мареве жара, волнами накрывающего тело. В горячем и сбивчивом дыхании Мера, в его сумасшедшем запахе, к которому примешивается запах секса, и пустоте. Меня укачивает на волнах сокровенных желаний и оргазмов, каких я не испытывала никогда в своей короткой жизни.
Еще.
Когда я, ослабевшая и взмокшая, с трудом усаживаюсь на диване, за окном уже виднеются розовые всполохи рассветного солнца. В гостиной стоит все тот же полумрак, но уже не пахнет стащенным у отца вином – только потом, близостью и табаком, едва ощутимо. Тело не слушается, запястья горят от боли, а низ живота сводит уже далеко не сладостным возбуждением.
Я чувствую себя немногим лучше, чем после громкой пьянки. А ведь выпила всего ничего, и то для храбрости. Мер и впрямь высосал из меня все силы, но оно того стоило. И если бы меня спросили, готова ли я повторить, я бы согласилась. Если бы спросили, жалею ли, уверенно покачала бы головой. Ни один парень в моей жизни и в подметки не годился Меру.
Жаркому, умелому и ненасытному демону. Черт.
– А ты и впрямь ничего, – хмыкает Мер и нависает надо мной с довольной ухмылкой на губах. – Могла ведь и умереть, если бы я перестарался.
– Но у тебя же получилось держать себя в руках, – выдыхаю я, потирая запястья. – И на том спасибо.
Отчего-то он закатывает глаза и поднимается с дивана, придирчиво разглядывает себя в зеркале. Приглаживает растрепавшиеся и влажные волосы, проводит длинными пальцами по многочисленным татуировкам и пару раз – я поклясться готова, что не ослышалась – чертыхается, задевая пирсинг под ребрами. И не только.
– В душ сходить не хочешь? – Только сейчас я замечаю, что голос у меня хрипит.
– Приглашаешь?
– Еще чего. Тебе и так сегодня многовато перепало.
Мер смеется, но ничего больше не говорит. Интересно, устал он или, наоборот, чувствует себя бодрым и готов повторить? Невольно, но я снова и снова перевожу взгляд на его удивительно ладное тело: на мощные плечи и спину, на подкачанные ноги и… такие же когтистые, как и на руках, пальцы. Удивительно, что хвоста нет. Отлично сочетался бы с рогами.
– Так как все-таки тебя зовут? – кутаясь в халат, спрашиваю я без особой надежды на ответ. – По-настоящему.
– Мертаэль.
«Ты, детка, язык сломаешь о мое имя», – сказал как-то Мер, а на самом деле имя оказалось простое и мелодичное. Я-то ждала невнятной тарабарщины, из которой и звука приличного не извлечь. Такими именами обычно ангелов называют. В кино так точно. Но когда я поднимаю взгляд и хочу спросить, обо что должна была сломать язык, в гостиной уже никого нет.
О демоне с удивительно мелодичным именем напоминает только оставшаяся валяться на кресле кожаная куртка, а в душе моей ворочается непривычная тоска. Грудь сдавливает неприятным ощущением пустоты, в висках стучит кровь.
Он назвал свое имя. Разве это ничего не значит? Мер запросто мог соврать. Да и какая разница? Не должно мне быть до этого никакого дела.
Я запахиваю халат поплотнее и все-таки шагаю в душ по холодному паркету.
Глава 14
Мер
Две тысячи лет назад
Когда-то Небеса были полны удивительной красоты стеклянных дворцов, залитых ослепительно-ярким солнцем. Когда-то о преисподней думали как о невзрачной дыре, расположившейся под миром смертных. Смертных, созданных руками Господа и его верных подданных – ангелов, как один готовых преклонить колено перед великим Создателем. Когда-то. А сейчас о Небесах, кроме смертных, никто и не вспоминает: их двери закрыты две тысячи лет, не осталось и следа ни от верных подданных, ни от стеклянных дворцов.
Сейчас Небеса – такой же уголок запустения, как неприветливый, пожирающий себя изнутри Ад. Тесный и холодный, поросший пылью, насквозь провонявший несбыточными ожиданиями и грехом. Интересно, чем сейчас пахнут Небеса? Сожалением? Горечью поражения? Потерями? Я не могу вспомнить, как выглядел сам, когда меня только-только низвергли в преисподнюю вместе с другими выступившими против воли Создателя ангелами, но отлично помню, как выглядела моя жизнь до этого.
Помню переливающиеся на свету дворцы, залитые кровью братьев и сестер, их исказившиеся в гримасах ненависти и презрения лица. Удушливый запах гари и забивающийся в легкие дым, обжигающую правую половину тела боль и желание стоять до конца. Удивительно, как можно измениться всего за пару тысяч лет, проведенных в подготовленной специально для нас тюрьме. В преисподней, где от ангелов со временем не осталось ничего – нас исказили отчаяние и злость, ненависть к запертому на Небесах заносчивому ублюдку, к смертным, которым повезло выжить лишь благодаря нынешним демонам.
И чем они нас отблагодарили? Нарекли злом чистой воды, демонизировали, попытались превратить в свои забавные игрушки.
– И ты готов обернуться против самого себя ради блага каких-то букашек? – спросил меня тогда один из братьев – Расиэль.
Стоящий на несколько ступеней выше в Небесной иерархии, готовый обрушить меч с золотистой рукоятью, он смотрел на меня, словно я и сам стал одной из букашек – смертным, недостойным и в ногах у ангела валяться. Его мощные крылья были раскрыты за спиной и подрагивали в такт движениям, капли темно-красной крови – чужой крови – срывались вниз и разбивались о потрескавшийся камень под ногами.
– Против самого себя?
Я – и тогда у меня еще было право зваться Мертаэлем – хрипел и сплевывал на пол кровь. Уже тогда у меня осталось всего одно крыло – правое, беспощадно отсеченное мечом, валялось неподалеку. А может, его давно снесло в сторону в пылу битвы. Доносящиеся со всех сторон крики не давали сосредоточиться, от боли мутило, а лязг стали и оглушительный звон битого стекла буквально нашептывали: ничего не выйдет. Но я, упрямый и уверенный в себе, намеревался стоять до последнего.
– Если ты не забыл, Расиэль, моя добродетель – любовь, и я один из немногих на Небесах, кто еще помнит, что это значит. Брось оружие, если ты действительно веришь тем заповедям, что установил для нас Создатель.
– Предатель! – процедил Расиэль сквозь зубы, презрительно сплюнул на пол, и утонченные черты лица исказились, превратив его в подобие уродливой восковой маски. – Таким, как ты, на Небесах не место. Преклони колено, пока не поздно, покайся в грехах своих и своих пособников, и Создатель пощадит вас всех. В отличие от вас,