– Поверь мне, детка, она подавилась своими магическими штучками, как ты и просила. Пришлось заставить ее прибегнуть к глупой магии, но это того стоило. – Мер улыбается, но не смеется надо мной. Смотрит снисходительно – как на глупого ребенка, который наконец додумался, что Санта-Клауса не существует. – Ты ведь сама меня об этом попросила.
– Ты их убил? – шепчу я.
Осознание бьет по голове, как отбойный молоток, и на мгновение я замираю – с бегущими по щекам слезами и широко открытыми глазами, не замечая перед собой ничего, кроме горящего в полумраке взгляда.
– Просто так? Потому что… потому что решил, что я этого хотела?
Дерек был заносчивым и самовлюбленным придурком, но я никогда не считала его плохим человеком. Господи, да он мне даже нравился! А с Джейн мы общались чуть ли не с первого курса, и сколько бы ни ссорились, как часто бы эта ненормальная ни подкидывала мне иголки и дурацкие волосы, я не хотела, чтобы ее безжалостно прикончил демон.
Я судорожно давлюсь слезами.
– Желания стоят дорого, Сильвия. Ты же не думала, что я возьму только твою душу?
Мер придвигается ко мне поближе и сгребает в объятия такие крепкие, что не хватает воздуха.
– Я хочу все и сразу: твою душу, твоих незадачливых дружков, твои восхитительные эмоции. Видела бы ты себя со стороны сейчас: того и гляди лопнешь, не понимая, в какую сторону бросаться – признаваться мне в любви или гнать меня прочь. Не хочешь водиться с убийцей, Сильвия? – шепчет он мне на ухо, лишь немного ослабляя хватку. – Но не добрую зубную фею же ты себе представляла, когда требовала занять место Дерека и заставить Джейн подавиться собственной магией?
Не в силах ни двинуться, ни слова произнести, я сдавленно рыдаю, уткнувшись в его горячее плечо. О чем я только думала? Чего ждала? Что демон, прошедший все круги Ада, вдруг начнет мыслить как человек? Или что он будет ласково упрашивать всех и каждого отстать от меня? Отойти в сторону?
Какая же я, черт побери, дура.
И мне, быть может, это нравится. В его объятиях непозволительно тепло и легко. Разве не может он избавить меня от страданий, если я попрошу? Так, как не умеет никто другой. Боже, меня от самой себя подташнивает.
– Или когда мечтала, чтобы твоя мамуля не возвращалась в Нью-Йорк, – хрипло смеется Мер.
Сердце замирает на мгновение, пропускает удар. Нет. Нет-нет-нет, я никогда не желала ей зла. Да, мы не ладили, и я сама сказала матери катиться на все четыре стороны, когда она уезжала в Италию, но мама не могла умереть. Не из-за меня. Не так глупо.
– Отпусти, мне нужно позвонить отцу, – голос у меня хрипит.
Я безуспешно пытаюсь вырваться, но хватка у Мера нечеловеческая.
– Ты ведь ненавидела ее, Сильвия. – Он проводит рукой по моим волосам, накручивает одну из длинных прядей на палец. – Такой ненависти мог бы позавидовать даже я. Разве я не исполнил одно из твоих сокровенных желаний? Разве прямо сейчас ты не хочешь повернуться, утереть слезы и поцеловать меня?
Сознание застилает туман, мысли путаются, и больше всего мне хочется сбежать как можно дальше, может, даже в Италию, как мама. Единственным ориентиром остается глубокий, хриплый и мелодичный голос Мера – Мертаэля, – буквально приказывающий мне. Гипнотизирующий.
Тебе некуда бежать, Сильвия. Твоя душа, твое сердце, твоя жизнь – все они принадлежат мне. И ты останешься моей, что бы ни делала. Правда же?
Правда.
Маму я так и не простила, не смогла забыть, что она относилась ко мне как к красивой безделушке, какая должна уметь грамотно себя подавать, но ни на что больше не способна. Я так и не простила Дереку его безразличие, не выбросила из головы его самодовольные улыбочки и тот факт, что он предпочел проводить время с Джейн. И самой Джейн я не простила фокусов с черной – или, быть может, не очень – магией. Это же предательство.
Все они предатели и заслужили наказание.
Ты не такая уж и добрая, как сама о себе думаешь, а? В тебе злости и мстительности не меньше, чем в демоне из преисподней.
Я киваю сама себе, поворачиваюсь, утираю слезы и целую Мера в его сухие губы. У этого поцелуя привкус соли, горечи и клубничной газировки.
Глава 21
Сильвия
Перед глазами плывут мутные пятна, во рту отвратительный привкус кислого молока, а руки до сих пор подрагивают. Прошло уже несколько часов с тех пор, как я поговорила с Мером – нет, с Мертаэлем – об исчезновении Дерека, Джейн и матери, а меня все еще не отпустило. Эти несколько часов я провела в забвении, не осознавая, что и зачем делаю. Отчего так легко приняла новость о смерти близких? Почему только сейчас на душе скребут кошки, а на глаза наворачиваются слезы? В горле стоит ком, и я мну в руках уже сотый бумажный платок и бросаю его под небольшой кофейный столик в гостиной.
Прижимаясь лицом к диванной подушке, обнимая ее, словно единственное спасение, я вновь и вновь давлюсь слезами. Неужели я настолько плоха? Неужели и правда желала матери смерти? Воспоминания вспыхивают в голове яркими образами, заслоняют собой серую, едва ли не почерневшую сегодня реальность: мама столько раз отворачивалась от меня, так часто не замечала и вспоминала лишь тогда, когда ей самой что-то от меня было нужно. Надавить на отца, похвастаться перед подругами, поиграть со мной как с симпатичной дорогой куклой.
«Ох, Сильвия, тебя стоит сводить к стилисту. Давай сходим на маникюр, Сильвия, ты разве не видишь, как отвратительно выглядят твои руки? Не дергайся, Сильвия, испортишь платье, кто-нибудь обязательно решит, что ты невоспитанная неряха. Не открывай рот, Сильвия, маленькие девочки не должны вмешиваться в разговоры взрослых. Твоя работа, Сильвия, – стоять рядом и мило улыбаться, большего от тебя никто не ждет, ты же девочка».
Я вою, закусывая уголок подушки. Иногда мама была просто ужасной женщиной, может быть, она никогда не любила меня и не хотела видеть в своей жизни, только это вовсе не значит, что я желала ответить ей