С утра опять заморосил дождь, мелкий-мелкий, почти невидимый. Светло-серые рваные тучи укутали Грасор ватным стёганым одеялом, блестящие мокрые крыши домов постепенно сливались в сплошную белёсую хмарь. Солнце в столице было редким гостем: за прошедшую неделю выдалось лишь два ясных дня.
– Билеты доставили, – радостно доложила Мира. – Начало концерта в семь, ехать четверть часа, в половине седьмого подадут машину.
– Очень хорошо.
К постоянному присутствию своих компаньонок я быстро привыкла. Они вели себя идеально: не раздражали, не навязывались, всегда были готовы развлечь беседой и по малейшему намёку оставляли меня в покое. Каждый день мы в сопровождении охраны выезжали в город. Я с удовольствием посетила три музея, две выставки, модный салон льена Луриана и присутствовала на премьере нового спектакля в государственном императорском театре. Правда, сидеть пришлось в закрытой ложе, а охранники дежурили за дверью. Грасор мне показал сам Андер – но из собственного кабриолета, за нами же следовала машина сопровождения. Я не жаловалась. Это были разумные меры предосторожности. Окажись Берган на островах, к нему тоже приставили бы хвост из телохранителей, так что я ещё легко отделалась.
Подготовкой к свадьбе заведовал льен Ми́лош Лавéр. Его должность при мне никто не называл, но он был чем-то средним между церемониймейстером и отвечающим за связи с общественностью. Внушительный, седовласый и невозмутимый. Заяви я ему, что желаю видеть в букете невесты редчайшие синие орхидеи с Ко́у-И́та, он уточнил бы сорт. По визитам льена Лавера можно было сверять часы: он заходил ровно в половине десятого, сразу после завтрака. Предельно собранный, вежливый, с готовым списком вопросов и предложений, чётко излагал их, внимательно выслушивал ответы, кланялся и исчезал.
Самым сложным было запомнить огромное количество людей, с которыми меня постепенно знакомили. Министры, главы служб, директора управлений, начальники департаментов… Первые лица Кергара. «Будьте милой, – сказал мне Велон. – То есть собой. Ваша первостепенная задача – не завоевать их расположение, а убедить в том, что вы не представляете опасности». Я старалась, но настороженность всё равно была. Сквозила в словах и жестах, мелькала в боязливых взглядах на мою косу необычного для материка цвета. Не менее трудным испытанием стала и встреча с журналистами. Короткая – всего несколько вопросов и визоснимков. Над моей внешностью трудились несколько приглашённых мастеров, в результате я стала выглядеть хрупкой большеглазой девочкой. Коротко стриженная льена в мужском костюме недоверчиво оглядела меня с головы до ног. «Вы действительно добровольно выходите замуж за Бергана Ренира?» – скептически спросила она. «Да», – твёрдо заявила я.
Новости появились во всех газетах, Сина принесла мне целый ворох. Практически сразу позвонил отец. «Ия, ты молодчина! – восхитился он. – Прям ангелочек, крылышек не хватает! И о мире говорила так трогательно, меня аж проняло. У мамы до сих пор глаза на мокром месте. Поблагодари того, кто писал тебе речь». Я промолчала. Речь мне никто не писал. «Говорите своими словами, – напутствовал меня Велон. – Журналисты – те же зубастые акулы, они почувствуют фальшь».
И только одно разъедало душу не хуже кислоты: я больше ни разу не встречалась с Берганом. Когда я спрашивала о нём, он был или «занят», или «очень занят». Мы жили, разделённые одной стеной, но своего будущего мужа я видела исключительно по визору. Там он появлялся часто: бесстрастный, холодный, напряжённо-прямой и бесконечно усталый. У императора Кергара не было выходных, он не позволял себе ни единой свободной минуты, насколько мне известно, он даже спал по четыре часа в сутки.
Странно, что он позволил себе жену.
– Светлого дня, лоу Илайя, – вошедший Велон поклонился мне и кивнул дамам. – Вы поздно обедаете или рано ужинаете?
– Ужинать мне не придётся, – я поднялась из-за стола, пересела на диван и жестом предложила главе Третьей службы сесть рядом. – Концерт закончится в десять вечера, поэтому мы и решили подкрепиться заранее.
– Амели сто́ит того, чтобы поголодать, – Велон принял приглашение и с наслаждением откинулся на мягкую спинку. – Вы знаете, что это любимая певица Бергана? Была когда-то, – он помрачнел.
Девушка-служащая забрала со стола поднос и вышла, дамы упорхнули в смежную комнату.
– Вероятно, о вкусах Бергана мне придётся расспрашивать вас или других его друзей, – заметила я негромко. – Спасибо визору за напоминание, как Его Величество выглядит. Жаль, что я ему настолько безразлична.
Велон поднялся и плотно прикрыл дверь в гостиную, куда ушли дамы.
– Для начала, лоу Илайя, у Бергана нет друзей. И никогда не было. Я, если пользоваться понятиями островов, его вои́р – слуга, нянька и телохранитель в одном лице. Чести стать другом не удостоился. Берг убеждён, что личные отношения пагубно влияют на долг, поэтому самое правильное – избегать привязанностей.
Я недоверчиво уставилась на него.
– Вы же шутите?
– Увы, нет. Даже с моим никудышным чувством юмора я мог бы придумать шутку забавнее. А это… – он сделал паузу. – Отнюдь не смешно. Как и тот факт, что льен Ди́шер, отчаявшись повлиять на Его Величество, направил данное заключение мне.
Сложенный пополам лист был исписан скверным почерком. Буквы сливались, строчки налезали друг на друга. «…Постоянное нервное напряжение… недостаток отдыха и сна… закончит, как отец…» Текст я перечитала трижды, затем подняла голову и столкнулась с пристальным взглядом Велона.
– Льен Дишер – доктор?
– В какой-то степени он больше, чем доктор. Гéворг Дишер помог появиться на свет и Бергу, и Ани, и вашему покорному слуге. Он настолько стар, что заслужил право говорить только правду. И если он предупреждает меня о том, что Берган скоро загонит себя в могилу, то так оно и есть.
На последней фразе голос Велона еле заметно дрогнул.
– Вы перестали подозревать меня в сговоре с врагами императора? – не удержалась я от шпильки.
– Мне больше не к кому обратиться, – Велон перевёл взгляд с моего лица на завитушку ковра. – Точнее, к кому бы я ни обратился, никто не рискнёт вмешаться. Кроме вас.
– Я настолько глупа или безрассудна?
– Напротив, для своих лет вы очень рассудительны, – он вздохнул. – Я бы сказал, даже чересчур рассудительны. Второй раз в жизни я вижу девушку, которая обдумывает каждый свой шаг.
– Это плохо? – удивилась я.
– Это неестественно. Только если в первом случае я понимал причины, то с вами, лоу Илайя, я совершенно теряюсь. Вы напоминаете мне Ю́ли, хотя вы моложе, пугливее, наивнее. Для стороннего наблюдателя вы совершенно разные. Но привычка взвешивать слова, строго контролировать мысли и поступки