— Даня, вы уже в Междуречье собрались? Когда выдвигаетесь? Я нужна?
— А ты с нами хочешь? — улыбаюсь, покосившись на неё.
— Ну… вообще-то я собиралась на охоту, — протягивает она с хищным прищуром. Явно уже представила, как гоняет косулей через овраги.
— Так иди, — машу рукой. — Проверила, что мы живы, — и ладно.
Настя довольно кивает, разворачивается на пятках и уходит.
Камила остаётся.
— К Портаклу, Даня?
— Я его уже вызвал к стеле, — стряхиваю остатки внутренней раскачки.
Выходим. Двор прохладный, небо — светлое, будто натянутое. Перед стелой уже маячит Портакл. Он кидает мне в воздухе портальную статуэтку Масасы. Я ловлю её на лету.
— Готово, — говорит Портакл. — Теперь она подключена ко всем твоим стелам. Следы Организации уже стерты, можешь не переживать. Не отследят.
— Сложно было настраивать? — спрашиваю, разглядывая энергоструктуру камня.
— Легкотня, — ухмыляется он. — Я же её когда-то и настраивал. Просто повторил пройденное.
— Отлично, — киваю. — А теперь будь другом — открой проход в Стрёмено.
Портакл, хмыкнув, делает жест, и пространство перед нами сдвигается. Вспыхивает лиловая арка.
Перед самым шагом в портал я случайно поднимаю взгляд — и замечаю Лену в одном из окон башни. Прислонившись к раме, с улыбкой машет мне рукой
Улыбаюсь краем губ. Да, я редко бываю с жёнами физически — слишком уж плотный график у графа-конунга-лорда. Но вопреки расхожему мнению, у нас всё не так уж плохо.
А точнее — всё у нас даже очень хорошо. Потому что телепатия — это не только лазанье по чужим мыслям и моральные дилеммы. У нас, телепатов, есть одна особая фишка — ментальное внушение. Я могу передавать своим женщинам эмоциональное насыщение. Так что даже на расстоянии вполне способен исполнять супружеский долг. Детей так, конечно, не заделаешь — но удовольствие подарить? Запросто.
Вот и ходят мои жёны постоянно расслабленные, как кошки после сливок.
Говорят, у древних телепатов вообще были сотни жён. Хоттабыч так и до сих пор. По слухам, у Председателя около двухсот супруг. Не факт, что он всех в лицо различает — но эмоционально всех закрывает. Хотя, конечно, возникает вопрос: зачем тебе две сотни жён, если ты даже не помнишь, у кого какой голос? Но если ты, скажем, Председатель межмировой Организации — тогда это уже имидж.
Я, к счастью, пока не Председатель. Так что мне двести жен не надо, спасибо.
Перенесясь в Стремено, мы с Камилой материализуемся аккурат посреди базы — между административным корпусом и складом, как раз на краю площадки со стелой.
Нам тут, в общем-то, не удивляются. Гвардейцы давно привыкли, что я появляюсь, как черт из шкатулки: просто раз — и я тут.
— Золотой на месте? — киваю ближайшему бойцу.
Парень мгновенно вскидывается в стойку.
— Да, шеф, за забором, как обычно.
С Камилой обходим корпуса, мимо бочек с душнилой, пары тренировочных манекенов и здоровенного котла, в котором кто-то варит что-то похожее на щи. И направляемся прямо туда, где обычно зависает наш дракон.
Животина лежит на полянке, как ленивый пес на солнышке, и жует папоротник с мой рост. Папоротник торчит из пасти как сигара. Глаза прищурены, шея изогнута с пафосом.
— Ну что, жёлточешуйчатый, — ухмыляюсь. — Ты точно хочешь кота в мешке? Я тебе и без всяких Одарений могу подогнать любой Дар. Хочешь — будешь ледяным драконом, хочешь — теневым. Хочешь — станешь некромантом-драконом, будешь парить над кладбищами и оживлять скелетонов под бит. Нежить-дискотека под луной, заманчиво?
Золотой проглатывает папоротник и смотрит серьёзно.
— Человек, я верен судьбе, — произносит он по мыслеречи, глубоко, гулко.
— Лучше бы ты дракониху себе нашёл, — качаю головой.
— Мы, драконы, фаталисты, — продолжает он невозмутимо. — Мы верим в течение мира. Я дал клятвы орнитантам не потому что хотел, а потому что должен был. И служу тебе не потому что выбрал, а потому что так велела воля мира.
— Ну хоть нравится тебе у меня? — спрашиваю, чуть смягчаясь. — Я ж стараюсь.
— С тобой весело, конунг, — в его голосе появляется почти весёлый резонанс. — Я ещё ни разу не жарил столько всякой нечисти подряд. И никогда не попадал под сплошной артиллерийский огонь. Это было… щекотно. Служить тебе — тоже судьба. Потому я доверюсь ей снова.
— Ну, как считаешь нужным, конечно, животина, — пожимаю плечами. — Только сразу предупреждаю: Одарение — это рулетка. Выстрелит — не выстрелит, никто не скажет.
Дракон не отвечает — только снова берёт в пасть очередной лист папоротника.
— Вот Студень, например, — продолжаю, — стал Мастером Слизи. Сейчас он доволен, но поначалу был в шоке.
Золотой хмыкает. Чешуйки на морде дёргаются синхронно. Значит, слушает внимательно, хоть и делает вид, что выше этого.
— Но раз уж решился — соблюдай инструкцию. С сегодняшнего дня ты на диете. Только птица и рыба. Всё. Ни говядины, ни баранины, ни кабанов, ни тем более рогогоров, которых ты у меня просишь. Только легкая, чистая белковая пища.
— Почему нельзя есть говядину? — с недовольством рычит он.
Прищёлкивает зубами так, что проходивший мимо гвардеец непроизвольно отступает и ускоряет шаг.
— Потому что у тебя особая энергоструктура, — поясняю. — И на фоне нестабильного пред-Одарения тебя просто переклинит.
Дракон скалится безрадостно, с театральной обидой. Получается у него, конечно, так себе — всё же зубастая морда с торчащими рогами плохо подходит для трогательной скорби. Но старается.
— Гы-гы-гы… — глухо перекатывается в горле что-то среднее между ржанием и рыком.
Камила шепчет мне сбоку:
— Он расстроился.
— Не обращай внимания, — фыркаю. — Поручи, пожалуйста, гвардейцам, которые отвечают за питание желтого, чтобы посадили его на диету.
— Хорошо, Даня, — кивает брюнетка.
Мы с женой возвращаемся назад. Золотой тем временем уже в спину мне дует:
— Изверг…
— Сам хотел, — лениво отзываюсь, даже не оборачиваясь.
Камила уходит в продслужбу давать инструкции по питанию желтогочешуйчатого. А я направляюсь к Зеле. У неё теперь свой кабинет — всё-таки капитан альвийского батальона, статус обязывает.
Зела встречает меня радостно. Прямо-таки светится. Улыбка до ушей, глаза блестят, голос звенит, как медь на солнце. И как ей не холодно — загадка. На загорелой коже, как всегда, только