— С вас еще не сняли обвинение? — полюбопытствовал полпред, весело глядя на Норова из-под очков.
— Мордашов решил придержать меня на коротком поводке. Мне было сказано, что надо ждать полгода…
— Это мы решим, — улыбаясь, заверил полпред. — Он много на себя берет.
Когда он улыбался, на его щеках появлялись милые детские ямочки.
Норову было приятно находиться в обществе человека, который с такой легкостью мог разрешить мучительную для него проблему и поставить на место губернатора.
— Вы уже думали о трудоустройстве?
— Неподалеку от моего дома открылась вакансия дворника. У меня есть опыт, надеюсь, возьмут. В крайнем случае, дам взятку.
Полпред рассмеялся коротким деревянным смешком, будто просыпал горох. Его умные карие глаза под очками оставались серьезными и холодными.
— Студентом подрабатывали? Все мы через это прошли. Кто дворником был, кто истопником…
Норов знал, что в студенческие годы полпред не испытывал нужды в подработке, — он был из обеспеченной семьи.
— Будем откровенны: на хорошую должность в вашем положении рассчитывать сейчас трудно, — спокойно и трезво заговорил полпред, не изображая сочувствия. — Все понимают, что дело ваше политическое, Мордашова мало кто любит, но с другой стороны, вы показали себя человеком несговорчивым…
Он сделал короткую выразительную паузу, ожидая реакции Норова.
— Да, — коротко согласился Норов.
— Неважное качество для политика, — заключил полпред.
— Совсем плохое, — подтвердил Норов.
— Понадобится время, чтобы все это забылось. Думаю, пару лет придется пересидеть.
Полномочный представитель знал, что говорил. Ему самому пришлось пересиживать после своей отставки. Впрочем, он и нынешнюю свою должность, высокую для любого другого, полагал промежуточной. Он знал себе цену и был нацелен на большее. Он знал, что президент помнит о его демократическом прошлом и приглядывается к нему с некоторым недоверием; полпред демонстрировал лояльность и рвение.
— В Кирове требуется начальник областных теплосетей. С тамошним губернатором у меня хорошие отношения, он умный человек. Я мог бы вас ему рекомендовать. Киров, конечно, не Саратов, там будет попрохладнее, но город не безнадежный…
Киров, он же Вятка, располагался гораздо севернее Саратова, однако полпред, говоря о холоде, конечно же, имел в виду не климат. Вятка была меньше, беднее, «колхознее», да и должность была «колхозной», сугубо хозяйственной. Начальник теплосетей звучало почти как директор бани. Смешно начальнику теплосетей думать о политике. Его дело — крутить вентили на батареях.
Полпред читал мысли Норова.
— Для вас сейчас главное — остаться в обойме, — внушал он рассудительно. — Показать, что вы сделали выводы из этой неприятной истории. А потом, когда ваше умение работать в команде не будет вызывать сомнений, мы подыщем более интересный вариант. Вы понимаете меня?
Норов понимал. Кстати, предлагаемое место в захолустной Вятке было неказистым, но хлебным: разница в тарифах для организаций различных уровней существовала значительная, начальник теплосетей мог одним понижать цену, другим — повышать. Это открывало перед ним большие перспективы личного обогащения, — крупные предприятия всегда нуждались в скидке. По сути, Норову давали исправительный срок с возможностью подкормиться.
— Я благодарен вам, — сказал Норов.
— Пока не за что. Подумаете?
— Обязательно.
— Только не очень долго. Неделю хватит?
— Вполне.
— У вас ведь семья? Маленький ребенок, я слышал?
Видимо, прежде чем делать предложение, полпред навел о Норове подробные справки и все тщательно взвесил.
— Семья, это, конечно, очень важно, — полпред снова улыбнулся, показывая обаятельные ямочки. — Но семью вы можете пока оставить в Саратове. Если все пойдет как нужно, то в Кирове вы долго не задержитесь… — Официальный человек, он упорно говорил «Киров», а не «Вятка». — Как видите, я с вами вполне откровенен.
— Я очень ценю это, — сказал Норов.
— Рад, что мы понимаем друг друга, — весело заключил полпред.
Он поднялся, — разговор был закончен. Норов тоже встал, и полпред крепко со значением пожал ему руку, показывая, что относится к нему как к своему человеку.
Всю неделю Норов терзался сомнениями. Оставаться в Саратове под обвинением в воровстве и мошенничестве было тяжело, и, что ни говори, стыдно. Он не мог без неловкости смотреть в лицо даже собственной охране и домработнице. Ему хотелось послать все к черту, уехать подальше.
Назначение в Вятку было кстати. Ему импонировала идея поработать с полпредом; тот был умен, честолюбив, энергичен, с большими связями, — не то, что трусоватый Осинкин со своим бесцветно-вороватым Петровым. Если немного выждать и укрепиться, можно было бы потом от души рассчитаться с врагами, засадившими его на нары. Норову страшно этого хотелось, но…
Но у предложения полпреда имелась своя цена. Норову предстояло влиться в ряды российских чиновников, стать одним из них: брать взятки, славословить вождя, душить оппозицию и повышенным рвением искупать грех своеволия, в котором он был уличен.
Через неделю Норов позвонил полпреду, поблагодарил за предложение и отказался. Тот принял его отказ холодно. Было ясно: политического будущего у Норова отныне нет.
***
— Ну и мыльница! — проворчал Гаврюшкин, отодвигая сиденье назад до упора. — На ней только картошку с огорода возить. Может, лучше на «Мерсе» сгоняем?
— Мы же не бродячие деревенские клоуны, — возразил Норов, трогаясь. — Черт, забыл! Надо было документ заполнить!
— Какой документ?
— Да авторизацию! Написать, что мы едем в аптеку, а то опять полицейские привяжутся.
— А мы скажем им, что мы — иностранцы, ниче не понимаем.
— Не поможет. Здесь один закон для всех.
— Потому что пидарасы. У нас менты ни за что не станут иностранца штрафовать. Ну, бабок дадим, чтоб отвязались.
— Бабок дадим, чтоб штраф не платить?
— Смотря какой штраф!
— Кажется, 150 евро.
— На рыло?
— Ну да.
— Вот ломят! Лучше отовремся.
— Тебе не привыкать.
— А я-то при чем? Я по-французски не говорю! Ты врать будешь!
— Я врать не умею.
— Нужда заставит!
— Я скажу, что поймал дикого Гаврюшкина и везу его в зоопарк. А ты в подтверждение залезешь на дерево, зарычишь и грозно выругаешься матом.
— Тебе умнее ничего в голову не пришло?
— Я стараюсь держаться ближе к правде.
— Тогда знаешь, что я им скажу?
— Ничего не скажешь, — перебил Норов. — Ты по-французски не говоришь.
— Бля, Нор, ну почему я тебя не убил позавчера!
— Может быть, потому что ты добрый?
Гаврюшкин хрюкнул, показывая, что оценил шутку.
— И еще толстый и молодой. Полная мне противоположность.
— Про толстого можно было не говорить, — проворчал Гаврюшкин.
***
Ленька Мураховский позвонил вскоре после отказа Норова ехать в Вятку, будто был в курсе и переговоров Норова с полпредом, и их